Волкова резануло упоминание Заячьего Луга, и он отвлекся, потерял нить разговора. Когда сознание его вернулось в прежнее русло, частник и Лазаренко говорили о чем-то совсем другом.
— …что правда? — услышал он, как смеется хрипло водитель. — А у меня дочка старшая хотела в медицинский поступать. Я ей говорю — там вас будут учить трупы вскрывать! Сразу расхотела! Ха-ха! Хотя, сейчас думаю, надо было ее на стоматолога отправить учиться. Вон у родственника сынок по коронкам большой мастер, хорошую деньгу зашибает!
Водила заерзал на сиденье, видно было, что ему стало особенно интересно, когда он узнал профессию своего пассажира.
— Значит, говоришь, прозектором работаешь… Папаша, а расскажи какую-нибудь байку. Говорят, с вами там разные истории происходят?
— Да ничего особенного, выдумывают все, — ответил старик.
Георгий заметил, что Лазаренко утомлен разговором, и даже если бы захотел поведать какой-нибудь любопытный анекдот из жизни, то отнюдь не водителю.
По счастью для Михаила Исааковича, они почти приехали. Машина остановилась рядом с питомником. Георгий поспешил выскочить первым, чтобы помочь полнотелому Лазаренко выбраться из салона.
— Только долго не задерживайтесь, — недовольно пробурчал мужик. — Поздно уже.
Он ревниво удержал дверь, когда Лазаренко хотел ее захлопнуть, и сделал это сам — аккуратно, строго дозируя усилие. Уже идя к питомнику и обернувшись, оба заметили, как любовно водила попинывает машину по колесам.
— Уедет, и поди поймай машину потом, — побеспокоился Лазаренко.
— Не уедет. Из-за денег удавится, — не согласился Георгий.
— Вот так и появляется в людях жадность и чувство собственничества, — подметил старик. — А ведь давно ли вырвался из среды себе подобных?
— Мне кажется, оно не появляется, Михаил Исаакович. Оно либо есть, либо его нет. И с этим ничего не поделаешь.
— А вы сами никогда не хотели стать автовладельцем? Ведь это удобно.
— Не думаю.
— Не зарекайтесь, Георгий Ефимович. Поверьте, скоро жизнь станет такой динамичной, что без машины трудно будет себя представить. Возможно, я еще дотяну до этого времени. Хотя, черт возьми, это будет не самый лучший час человечества. Представляете — сколько людей, столько машин. Что будет!..
Так непринужденно разговаривали они, подходя к дверям небольшого деревянного строения, огороженного высоким забором, за которым, слыша их голоса и шаги, передаивались собаки. У входа, освещенного ярким фонарем, их встретил дежурный милиционер. Поскольку Георгий не раз бывал здесь, дежурный ничуть не удивился позднему визиту. Он узнал Волкова и козырнул. Видимо, парень только что вышел покурить, но спичек у него не оказалось: держа папиросу в руке, милиционер попросил огонька.
— Извини, бросил, — ответил ему Георгий. С досадой: ощущение было такое, что события последних дней вполне могли заставить его вернуться к дурной привычке.
А вот у Лазаренко нашлась зажигалка.
— Разве вы курите? — удивился Георгий.
— Нет, но всегда ношу с собой. На всякий случай. Когда-то дымил напропалую, а привычка осталась.
— Вот это я понимаю! — обрадовался дежурный. — А вы, очевидно, за Лаймой? — спросил он Георгия.
— За ней самой.
Когда они перешли во внутренний двор питомника, Лазаренко признался, что с детства побаивается крупных служебных собак.
— У вашей дочери собака тоже не маленькая.
— Она только на цепи рвет и мечет. А стоит и вправду сорваться — сама тут же в угол жмется.
— Да я это сразу понял. Так что вам бы не удалось ее на меня спустить, как хотели. Ведь хотели?
Лазаренко потупился, улыбнулся виновато:
— А вы, значит, и с собаками умеете обращаться?
— Так еще в армии на границе служить довелось. Наряд на страже Родины, видали такие фотки в газетах?
Старик показал на решетчатые ограждения, за которыми сверкали клыками лающие морды:
— Дальше не пойду. Что-то в них, знаете, есть такое чересчур грозное. Я уж лучше тут подожду.
— Не переживайте, Михаил Исаакович, Лайма вам понравится. Она еще никого не оставляла равнодушным.
Вскоре Георгий вернулся с собакой. На удивление Лазаренко, она и впрямь оказалась редкостно красивой, в чем он поспешил признаться: немецкая овчарка небольшого росточка, с огромными высокими ушами и необыкновенно смышлеными глазами, смотрящими из-под остро очерченных, как будто «все знающих» бровей. Она одарила старика рассудительным взглядом, обнюхала колени и туфли, вежливо вильнула хвостом и, проявив свой добродушный характер, дала себя погладить.