Незаметно они очутились возле конечной остановки автобуса. Несколько человек стояли под навесом. Георгий спросил — ждали последний рейс.
Стоя в сторонке, Волков и Лазаренко уже не разговаривали. Георгию было любопытно, о чем думает старик. Интересно, часто ли он так откровенничает с другими? Неужели не понимает, что некоторые мысли лучше держать при себе?
Послышался рокот двигателя, а вскоре из-за поворота вынырнул автобус и резанул фарами собравшихся на остановке людей.
— Михаил Исаакович, вы вот что… Если что, звоните, мой телефон у вас есть, — вместо прощания сказал Георгий.
Когда автобус раскрыл двери, он пропустил старика вперед. Сам же с Лаймой зашел последним и остался на задней площадке.
Заканчивая маршрут, автобус постепенно наполнялся пассажирами, засидевшимися в гостях или едущими на работу в ночную смену. В салоне стоял гул голосов. Не привыкшая к такому количеству людей Лайма жалась к ногам Волкова. Перед своей остановкой Георгий поискал взглядом фигуру Лазаренко, желая махнуть ему рукой, но старик уже нашел место возле окна и глядел в темноту, думая о чем-то своем.
Георгий шел по пустынным тротуарам. Лайму он снял с поводка, и она семенила рядом. В окнах горел свет, навевая мысли о домашнем уюте. Он подумал о Светлане: нужно ли идти к ней на день рождения или все-таки придумать какую-нибудь отговорку?..
Когда он вышел на улицу, по которой до его дома оставалось идти не больше получаса — прямо и никуда не сворачивать, — как вспомнил вдруг, что здесь рядом живет Яковлев.
— А что, Лайма, не желаешь заглянуть к одному важному человеку? Пойдем сходим в гости, — и он, разглядев дом с нужным номером, свернул в арку.
Яковлев был удивлен появлению сотрудника: без предупреждения, да еще с собакой. Явившись перед подчиненным в домашней одежде — трико и майке, — шеф выглядел поразительно контрастно в сравнении с тем подчеркнуто деловым видом, к которому привык Волков.
— Георгий, ты с ума сошел?! Который час, знаешь? — Взгляд Яковлева еще раз скользнул на Лайму. — Ты что, по ночам подрабатываешь частным сыском?
— Счастливые часов не наблюдают, Иван Сергеевич. А у хорошего чекиста всегда найдется время для работы.
— Вижу, у тебя хорошее настроение! Чего хотел? — Яковлев вышел в подъезд и притворил дверь квартиры.
— Мне бы поговорить… Вы меня уважаете?
— Ты пьян?! — спросил шеф, но тут же сам качнул головой: это была почти невозможная версия.
— Назрела куча вопросов, Иван Сергеевич, они требуют немедленного разрешения.
Георгий старался выбрать такой тон, чтобы шеф понял: он максимально доверяет ему и тоже рассчитывает на откровенность.
— Хорошо, — сказал Яковлев. — Сейчас, только подожди немного.
Он вернулся в квартиру, закрыл за собой дверь. Слышен был недовольный голос жены. Через десять минут Иван Сергеевич вышел одетым достаточно тепло для ночной прогулки:
— Пойдем во двор.
Дом, где жил Яковлев, был обычным типовым, многоподъездным. Георгий знал, что со своим послужным списком шеф давно созрел, чтобы жить в одном из шикарных особняков с огромными квартирами, предназначавшимися для разного уровня номенклатуры Карельска. Однако в управлении Яковлев оказался единственным из начальства, кто отказался от такой привилегии и жил в обычном панельном доме в самом обыкновенном районе. Когда друзья и знакомые спрашивали о причинах такого аскетизма, ссылался на то, что не хочет менять насиженного гнезда. Но Георгий знал и другую причину — шеф никогда не выпячивался и не возвышался над другими, ему это просто претило. И в этом он воспринимался настоящим мужиком, человеком, достойным почтения. Уж кто не будет юлить и врать, так это Яковлев. Он лучше промолчит, чем выдаст откровенную ложь.
Во дворе они зашли в детский городок и устроились в крохотном срубе на бревнах-ножках, изображавшем, видимо, домик Бабы Яги. Начиная разговор, Георгий не стал заходить издалека:
— Иван Сергеевич, сегодня после работы я обнаружил, что за мной по пятам ходят какие-то люди. Вы что-нибудь знаете об этом?
Зажглась спичка, на несколько секунд осветив непроницаемое лицо Яковлева — шеф по обыкновению дымил как паровоз. Почувствовав запах дыма, Георгий с тоской подумал, что тоже хочет затянуться и сдерживать желание нет больше ни сил, ни терпения. Слишком много навалилось в последнее время.