— Эрик, — произнес он едва слышно.
Юноша оторвал голову от груди воина и посмотрел на мучительно открывающийся рот.
— Да, дядя?
— Прости меня… за то, что я втянул тебя в это. Я… я не имел права. Твоя жизнь… в конце концов… это твоя жизнь. Ты… мои жены… мой отряд… и привел… смерть… все. Прости.
Эрик отчаянно пытался сдержать слезы.
— Это было ради дела, — сказал он. — У нас была цель. Но наше дело потерпело неудачу.
Из губ распростертого на полу человека вырвался ужасный хрип. На мгновение Эрику показалось, что это голос самой смерти. Но потом он понял, что это смех, смех, подобного которому он никогда раньше не слышал.
— Дело? — выдохнул Уничтожитель Ловушек. — Дело? Ты знаешь… ты знаешь… какое это было дело? Я хотел… я хотел стать вождем. Вождем. Единственный способ, которым я мог… сделать это… чужая наука… чужаки… дело. Все… убийства… я хотел… стать вождем. Вождем!
Томас прохрипел последнее слово, и все тело его напряглось, затем медленно, словно плоть превращалась в жидкость, расслабилось.
Он был мертв.
Эрик долгое время смотрел на тело. Он обнаружил, что ему уже все безразлично. Мозг его остался заторможенным. В его центре находился большой парализованный участок, неспособный ни чувствовать, ни мыслить. Наконец, он стряхнул с себя оцепенение, наклонился и взял тело дяди за плечи. Пятясь, он потащил его в сторону территории Чудовищ. Он кое-что еще должен был сделать. Выполнить долг, который выполнял каждый живущий в убежищах, когда поблизости кто-то умирал. Сейчас это занятие помогло ему хотя на время отвлечься от мучительных размышлений. Ему потребовались все его силы. Дядя был человеком с мощным телом. Эрик обнаружил, что ему необходимо останавливаться практически на каждом повороте, чтобы перевести дыхание. Наконец он добрался до двери, благодаря судьбу за то, что дядя умер относительно близко от нее. Он понял, почему это место было предложено в качестве цели их путешествия. Томас Уничтожитель Ловушек знал, что ему осталось недолго мучиться. Его племяннику придется избавляться от тела. Он попытался облегчить Эрику эту задачу, пройдя большую часть пути на собственных ногах.
В стене возле двери на территорию Чудовищ проходила труба с пресной водой. А там, где есть такая труба, Чудовища обычно прокладывают и канализацию. Должно быть, именно в нее и спустили воинов, погибших во время боя с отрядом Стефана Сильной Руки. И Томас знал, что именно в эту трубу будут отправлены и его останки, — самое ближайшее место, где его племянник мог избавиться от него относительно безопасно. По крайней мере, это он сделал ради Эрика. Эрик обнаружил трубу довольно легко. Под ногами раздавалось постоянное бульканье и журчанье, а в том месте, где звук был самый четкий, он нашел вырезанную усилиями какого-то ушедшего поколения Человечества плиту. Возле первой трубы, подняв плиту, он увидел другую, гораздо более толстую, в которой могли поместиться два лежащих рядом человека. Твердое вещество, из которого была сделана стена, было тщательно счищено с трубы, так что хорошо виднелось место соединения.
Но надо было еще приоткрыть трубу на стыке. Эрик много раз видел, как это делали старшие, но для него это была первая попытка. Не так-то просто было сдвинуть прикрывающую отверстие пластину сначала вправо, потом влево, подсунуть пальцы под край и потянуть как раз в нужный момент.
Наконец появилось отверстие, из него ударил отвратительный запах канализации Чудовищ. Для Эрика смерть всегда ассоциировалась с этим зловонием, так как труба уносила не только отходы Чудовищ, но и отходы Человечества, собранные за неделю в убежищах старыми женщинами, которые не годились из-за своей слабости ни для какой другой работы. Все неживое и ненужное относилось к ближайшей канализационной трубе Чудовищ, все, что могло разложиться и сгнить. В том числе, конечно, и тела мертвых. Эрик снял с тела дядя все полезные вещи, как это обычно делали женщины. Затем подтащил его к дыре в трубе и какое-то мгновение держал за одну руку, пока течение не подхватило его. Он повторил все то, что запомнил во время подобных церемоний, завершив словами: «И поэтому, о предки, я умоляю вас принять тело этого члена Человечества, Томаса Уничтожителя Ловушек, первоклассного воина, прославленного отрядного капитана и отца девяти детей». За этим всегда следовало еще несколько строк: «Возьмите его к себе и держите у себя до тех пор, пока Чудовища не будут полностью уничтожены и Земля снова не станет нашей. Тогда вы и он, все когда-либо жившие люди поднимутся из сточных труб и радостно зашагают по поверхности нашей планеты».
Но Эрик не стал произносить их. В конце концов, это было положение науки предков, а его дядя умер, борясь с ней. Интересно, что говорилось в таких случаях в чужой науке? Является ли она более могущественной, менее лживой? Он отпустил окоченевшую руку. Тело понеслось вниз по трубе. Томаса Уничтожителя Ловушек не стало, он ушел навсегда, теперь Эрик знал это. Он был мертв, спущен в сточную трубу, вот и все. Эрик закрыл отверстие, подтянул плиту назад и поставил ее на место.
Он был совершенно один. Изгой, которому нечего ждать от других человеческих существ, кроме смерти в результате медленных пыток. У него не было спутников, не было дома, не было веры. Последние слова его дяди все еще лежали на дне его мозга, уродливые и жестокие: «Я хотел стать вождем!»
Было отвратительно осознавать, что религия, на которой он вырос, была всего-навсего подпоркой власти, что таинственное Общество Женщин было совершенно неспособно видеть будущее человека. Но и борьба его дяди со всей этой чепухой была основана всего лишь на личной выгоде, которая заставила его пожертвовать всеми, кто ему доверял. Во что можно было после этого верить, на чем основывать свою жизнь? Неужели его родители были так же доверчивы, как самый наивный ребенок в убежищах? Они пожертвовали собой — ради чего? Ради одного суеверия вместо другого, ради тайных политических маневров одного человека, а не другого. Нет, это не для него. Он будет свободным. Он засмеялся, горько и самоуверенно. Он должен быть свободным. Ничего другого ему не остается. Выбора не было: он был изгоем. Эрик сделал несколько шагов и положил руки на дверь, ведущую на территорию Чудовищ. Одному человеку было трудно вытащить ее из отверстия. Но он напрягся и потянул. Наконец ему это удалось. Дверь сдвинулась, и он осторожно положил ее на пол убежища. Некоторое время он смотрел на нее, пытаясь придумать способ поставить ее на место после того, как он пройдет через дверной проем. Нет, один человек не мог сделать это с той, другой стороны. Ему придется оставить дверь открытой, — невероятное социальное преступление.
Ну что же, он ведь больше не мог совершить никакого преступления. Все правила, придуманные человеческими сообществами, его больше не касались. Впереди был сияющий белый свет, которого так боялись он и его народ. В него он и пойдет. Здесь, где не было никаких иллюзий, где нельзя было рассчитывать ни на какую помощь, здесь он создаст свой одинокий дом, Дом изгнанника. За его спиной лежали темные, запутанные, безопасные убежища. Эрик знал, что они были туннелями в стенах, которые окружали территорию Чудовищ. В этих стенах жили люди, в страхе и невежестве. Он больше не мог так жить; он должен был встретиться с Чудовищами. Он хотел встретиться с ними и уничтожить их.
Это было похоже на то, как если бы один из тараканов, живущих в кладовой, объявил войну Человечеству, которое хранило в кладовой свои припасы. Любой человек зашелся бы от смеха при такой мысли. Кто знает, что происходит в мозгу таракана, и кого это волнует? И все же одинокий таракан имел бы два особых преимущества. Первое: он раз и навсегда перестал бы беспорядочно и жадно рыскать вместе со своим племенем; и второе: враг, которого он выбрал, смотрел бы на него с равнодушным презрением. Если бы он смог найти какое-то мощное оружие и какую-то жизненно важную для Чудовищ область, где можно было бы то оружие применить… Он мрачно взвесил в уме эти два преимущества. Затем Эрик Единственный, Эрик Изгой, Эрик Осознающий Себя Отдельным Человеком, ступил через дверь на территорию Чудовищ.