Вообще, у нас урядники в городе сила немалая. Городок у нас торговый, народу приезжего много, так что возле берега хватает у нас и гостиниц, и трактиров, и игорных домов, и даже борделей. Поэтому жилая часть Великореченска, Холм, отделена от Берега, где все это гульбище гудит, самой настоящей стеной. Не такой, как городская, но и немалой. На Холме всегда тихо, там местные жители живут, даже в трактирах благодать и степенство, а вот на Берегу… В пятницу вечером, скажем, туда и зайти нормальному человеку боязно. Как один писатель из прошлого мира сказал, некто Зощенко: «В ушах звенит от криков и разных возможностей».
Поэтому же в городе у нас урядников много, а хлопцы они все ражие и с хулиганами не церемонятся. И в холодную запрут, и морду набьют, и к судье уволокут. А как судья рассудит, что с тобой делать, так на то его судейская воля. Право у нас все больше процветает английского образца, то есть «прецедентное». Если решит судья однажды, что за драку в борделе полагается два месяца городские нужники вычерпывать, то так и дальше пойдет. Создан прецедент, если по-умному выражаться. И каждый следующий скандалист будет при золотарской бочке вахту нести, покуда двухмесячный срок не выйдет. Очень популярная в нашем городе кара для мелких злодеев мужеска полу. И колодцы-септики всегда чистые.
На воротах, в первом этаже сторожевой башни, в кордегардии, дежурил еще один страж порядка, в звании старшего урядника, а с ним — целых шесть ополченцев. Содержать городу гарнизон не под силу, это уже роскошь, по нынешним временам, вот все мужики городские, да и баб немало, ходят на дежурства. На сторожевые вышки, стены и ворота. Я не хожу, правду говоря, потому как охотники, те, что с лицензиями, и так всегда на городской службе числятся. Нас в любой момент вызвать могут, куда там городу понадобится. С нас даже налог берут именно таким образом — услугами.
Объехал я выгон, тормознул в воротах перед тяжелым бревном со шлагбаумом. Подошел ко мне один из ополченцев, второй его из бойницы страхует. На башне стволы пулеметной спарки уставились в сторону леса, а вот еще двое ополченцев стволы дробовиков на меня навели. Смотрят настороженно, пальцы на спусковых крючках. Не забалуешь. Мы все друг друга знаем, здороваемся, городишко то маленький, да только мало ли кто из дикой земли в город с моей личиной вернулся? Чего в наших краях только не случается…
Ополченец у шлагбаума поздоровался вроде как приветливо, и протянул мне деревянный резной жезл, с костяным округлым наконечником. Я положил левую, с сердечной стороны, ладонь на костяное навершие. Когда выезжал из ворот, я тоже так сделал, и жезл мою ауру запомнил. А теперь должен этот «оттиск» мне обратно вернуть. Если что-то не так, жезл красным засветится, а меня задержат «до выяснения». Вызовут наряд с дежурным колдуном, и тот уже дальше разбираться будет, моя ли аура так изменилась, или кто другой мою личину натянул.
А по-другому в наших краях никак нельзя. Прямо за спиной караульного на тяжелых бревнах боковины башни четыре глубоких следа от могучих когтей, и темные пятна. Уехал так один горожанин в дальнюю дорогу, а вернулся оборотнем. И при проверке успел обратиться, и караульному почти начисто башку снести с одного удара, второй удар уже в стенку пришелся. Оборотня то расстреляли, у тех, кто подстраховывает, половина картечин в патронах серебряные, а вторая половина — заговоренная, парализующая. Такой заряд любого оборотня в клочья рвет, но караульного схоронили, бедолагу. Так то.
С приезжими проверка еще сложнее. Они через проходную по одному идут, и проверяют их сразу шестью разными способами. И человек ли под личиной, или там, скажем, гном, или иной нормальный член одной из рас, населяющих наш новый странный мир, или кто иной уже? И привержен ли он злу вообще, а сейчас в частности? Не под чьим ли ментальным контролем он сейчас находится? Не оборотень ли он? Не упырь ли? И так далее.
Жезл дружелюбно мигнул мне зеленым свечением, и ополченец обошел машину, заглядывая в кабину и в кузов. Помповик со складным прикладом и коротким стволом он держал в руках. Для этого места идеальное оружие. Если и начнется заваруха, так на расстоянии вытянутой руки, а на таких дистанциях боя дробовик пострашней пулемета будет.
— А это что? — спросил он меня густым басом, кивнув на брезентовый сверток в кузове.
— Шестиногий пятихрен. — ответил я. — За которого голова награду предложил.
— Да ну? — удивился ополченец. — Добыл, что ли? Того, что скот рвал на дальних пастбищах? С пастухами купно? А покажешь?
— У управы выставят и приходи смотреть. — отрезал я, ответив тем самым сразу на все вопросы. Не слишком подробно, зато категорично.
Не хватало еще здесь с брезентом возиться, чтобы ополченческое любопытство потешить. И вообще, пусть службу несут, нехрен им…
— Давай, подымай свое бревно, хорош лясы точить. — изобразил я раздражение.
Мне можно, я сейчас герой. Ополченец чуть не во фрунт вытянулся, и бревно от опоры отомкнул. Раз уж я такой герой, то и почести мне соответственные. Я завел мотор и въехал в ворота, которые через полчасика закроются уже до рассвета. Вход в город будет только через ворота служебные, узкие, с чародейским шлюзом для проверки ночных визитеров. Как солнце уходит, бдительность втройне повышать надо.
От ворот в глубь города вела широкая, хоть и немощенная улица, называемая Главной. Ее только регулярно гравием подсыпали, чтобы грязь не разводилась. Справа потянулись заведения увеселительные, откуда уже пьяные голоса на улицу доносились, и за окнами девы распутные повизгивали. Слева — купеческие конторы, гостиные дворы, гостиницы и дворы постоялые. Это — Берег, тут сплошь приезжие, с караванами пришедшие, или рекой, с баржами. Сгрузили товар по лабазам, а теперь веселятся.