Вспомнилось, что так же дёргался и зажимался в его руках Лесстириан.
— А другие способы тебя как будто не удовлетворяют… — сказал Арга с нарочитой задумчивостью. — Почему?
— Я не знаю, — жалобно сказал Маррен. — Ты обещал.
— Я помню. Я хочу понять. Это не очень приятно, особенно в первый раз. Ты же ни с кем прежде так не ложился?
— Ни с кем.
— А с кем ты вообще ложился, Маррен? И сколько их было?
Колдун вздрогнул.
— Арга…
— Расскажи мне.
— Сейчас? — не выдержал Маррен. — Арга, пожалуйста…
— Расскажи.
Маррен рывком сел и подался к Арге, глядя на него снизу вверх. Арга грудью ощутил холодок его дыхания.
— Пожалуйста, — зашептал колдун торопливо, — не надо, не сейчас, Арга, я больше не буду просить, если тебе не нравится… не надо…
…Мелькнуло желание: сжать его, чтобы не мог двинуться, закрыть ему рот своим и опрокинуть на спину. Заласкать до стонов и трепета, ощутить во рту твёрдый член, не по–людски пахнущий ядовитым растением… Или всё–таки овладеть им, нежно, без спешки, очень осторожно, и следить, как он будет отзываться на движения Арги внутри его тела, принимая и подчиняясь — снова, снова, снова…
Арга сморгнул, отгоняя видение. Манящая сладость сменилась досадой. Маррен осмелился возражать? Уж не пытался ли он управлять чувствами поручителя? Не поспешил ли Арга ему поверить?..
— Расскажи, — велел Арга.
Маррен тяжело вздохнул. Голова его поникла. Медленно он отпустил Аргу и отсел подальше. Сжался, перекрестил длинные ноги, обхватил руками колени. Арга внимательно наблюдал за ним. На лице Маррена читался страх.
— Сколько, Маррен?
— Одна.
— Как её звали?
Колдун коротко глянул на Аргу. В глазах его была мольба, которую Арга легко распознал: позволь мне не говорить об этом, позволь об этом не думать!.. Арга тоже отодвинулся, набросил покрывало на бёдра.
— Ты любил её?
— Нет.
— Как её звали?
Маррен закусил губу.
— Звали… — едва слышно пробормотал он. — Веле?.. Виле? У неё было имя… — он осёкся и зажмурился, рот его исказился в мучительной гримасе.
— Убери руки от лица, — приказал Арга.
Колдун повиновался. Одну короткую царапину он всё же успел оставить, в самом уголке глаза, и Арга отметил, что нужно обрезать ему ногти.
…Её звали Энекорвалле. Чересчур пышное имя для рабыни. Прекрасное имя для родовитой княжны. Железная Дева ненавидела вождей и князей. Отец Энекорвалле был храбрым воином и даровитым полководцем. Когда Дева двинула армии на север, он встал на её пути. Скрываясь в ущельях, проходя тайными пещерами, нападая внезапно, отряд за отрядом он уничтожил множество рабов–солдат Девы. Понимая, что Цитадель изрыгнёт ещё десятки таких отрядов, скрепя сердце, он велел своим людям уходить — к неприступным башням Эсиарн и надёжно укрытым долинам Дирна. Но в тот же день Дева отправила следом за беглецами двух своих ближних подручных. Волчий Череп нагнал бурю в горы, такую, что оставалось только выкопать убежища в снегу и ждать там. Зазубрина прошлась по этим убежищам, вскрывая их, будто чирьи. Многие из тех, кого погнали тогда в Цитадель, замёрзли насмерть. Им повезло. Князя Адранка с дочерью доставили живыми.
Энекорвалле больше никогда не видела отца. Другие рабы мучили её из–за её манер, из–за нежных рук и длинного имени. От страха она стала смирной и к ней начали относиться лучше. Прошёл год, прежде чем на неё упал взгляд Чёрного Вестника.
Она смертельно боялась его. Она оставалась девственной, надсмотрщики берегли её, предвидя, что однажды её пожелает магистр Коллегии. Ей было очень стыдно и очень больно. Это нравилось Вестнику. Но когда он закончил с ней и отпустил её, страх в ней ослабел. И он прочёл в её чувствах, насколько он ей отвратителен. Как будто рядом с нею лежал кусок дерьма.
Он не тронул её больше. Он только показал ей — с начала и до конца, вблизи, во всех подробностях — как Железная Дева убивала её отца–князя. Тот немало досадил ей. Ему довелось расплатиться за каждую из его побед. Вначале она оскопила его и вырезала ему язык — это она проделывала со всеми, кто ей не нравился. Её развлечения продолжались много дней. Она превратила его в изуродованный мешок плоти, сочащийся нечистотами и кровью, но лишь перед смертью позволила ему сойти с ума. Глаза она выколола уже мёртвому.
Энекорвалле сорвала голос от крика. Вначале она умоляла отпустить её, потом выла, как раненое животное. Рвала на себе волосы, царапала лицо. Обмочилась. Её унесли рабы. На следующий день она повесилась.
Арга встал. Натянул штаны, подошёл к умывальнику. Взял серебряный кувшин, допил воду. За его спиной, на его постели беззвучно заливался слезами Чёрный Вестник — голый, беспомощный, намертво скрученный Законом Прощения. Арга обернулся. Он запретил Маррену трогать лицо, поэтому глубокие царапины протянулись по обоим предплечьям. Чёрная кровь капала медленно, как смола. Маррен не открывал глаз. Рот его застыл растянутым в болезненном оскале. Колдун сжался в комок и, казалось, даже не дышал.