Арга поперхнулся. Лакенай засмеялась, глядя на него с нежностью.
«Откуда он знает?» — подумал Арга. Мурашки сбежали по спине. Арга помнил тот, давний разговор с приёмным отцом. Фрага действительно сказал, что новый вождь должен быть молод, ибо сила и решительность сопутствуют молодости. Но кто мог подслушать его слова? Да ещё передать кому–то?.. Может, Фрага сам говорил это Гараку когда–нибудь? Он уважал Гарака, как и все весенние, но близким другом ему не был.
Гарак глубоко вздохнул и ещё плотнее закутался в свою шубу. «Отвык, нет, отвык от зимы», — пробормотал он себе под нос.
— Раз уж мы говорим о деле в этот час, — сказала Лакенай, — иннайта, расскажи, что думают в Суре о чёрных иноках? Белый Берег куда ближе к Зиддридире, чем Аттай.
Гарак покачал головой.
— Святейшему, — неожиданно сказал он, — предстоят два великих дела: благословлять войну мечей и вести войну слов. Второе дело куда трудней первого. В Суре думают, что Элевирса пробудила дракона. В пустынных обителях не было и речи о том, чтобы идти походом в чужие земли. Но раз иноков позвали на помощь… Раз их молят спасти людей ото зла… Сердца их вспыхнули разом, как сухая солома. Они стремятся вершить добро.
— Что они знают о нас? — сказал Арга. — Правда ли, что они считают нас злом?
— Злом они почитают наше высокомерие, — сказал Гарак, — а от этого никуда не деться.
— Что?
Гарак искоса глянул на Аргу из–под мохнатой брови.
— Путь Весны — это сила и радость, — напомнил он. — Всё так. Но обеты Воспринятых тяжелы. Не может слабый просто встать и пойти вровень с нами. Он должен отыскать в себе стойкость, и гордость, и волю, и в то же время — смириться с тем, что дары Фадарай получат только его внуки. Мы обращаемся к сильным, Арга. А дети Солнца обращаются к слабым. К тем, кто голоден и без крыши над головой. К тем, кто болен и не может купить лекарства. Они дают им всё и принимают как равных. Делают то, чего никогда не сделаем мы.
— Разве мы не лечим больных? — сказала Лакенай, хмурясь. — Разве не помогаем сиротам и вдовам?
— Мы подаём руку помощи. И отнимаем её, когда видим, что человек способен идти сам. А дети Солнца держат за руку крепко. Скоро они уводят человека, чтобы он стал одним из них. В доме Солнца спокойно, тепло и чисто. И там живёт отец, который всегда позаботится о тебе.
— Понимаю, — сказал Арга.
— Потому тяжела будет эта война слов, — отозвался Гарак. — Мэна Каудрай… и для неё она стала бы тяжела. Для такой войны нужен Лага Фадарайта, не меньше. Не старый гриб Гарак и не раскрашенный коршун Эрлиак.
— Лага Фадарайта нужен всем и всегда, — тихо уронила Лакенай. — И Эссар Крадон. И Фрага Непобедимый… Но таков мир под солнцем, что наша доля — лишь помнить их.
Повисло молчание. Сквозь него, точно ветерок сквозь занавеси, доносились смех, гомон и пение. Ржали коневолки, толпясь у ледяного ската, раздавались лихие кличи и радостный визг. Магические светильники начали переливаться разными цветами: золото сменилось бирюзой, зелень морской волны налилась алым. Голубые и серебряные блики закружились в небе, свиваясь в спирали и кольца. Арга поднял взгляд; кружащийся свет напомнил ему о Маррене. «Это не его война, — подумал Арга. — Слишком ярко, слишком высоко… а жаль».
Он знал, что колдун ждёт его дома, в его покоях, смиренно и терпеливо. Не приближается к занавешенным окнам и не смотрит на них. Сидит без сна на краю постели, обнимает себя холодными руками за холодные плечи, и глаза его похожи на мёртвые камни, а длинные волосы стекают по плечам и спине, как странная тяжёлая жидкость… Арге захотелось вдруг, чтобы Маррен был рядом, и чтобы улыбался, потому что он умеет улыбаться. И чтобы люди не шарахались от него, а смотрели, как он показывает какие–нибудь нехитрые фокусы, и улыбались тоже… Арга передёрнул плечами. Колючий мороз не властен был над жаркой весенней кровью, зябко ему стало изнутри. Арга обернулся к Гараку и увидел, что священник смотрит на Лакенай, а та — на него, и оба печальны.
— Ну уж нет! — громко сказала Сарита и стукнула посохом. — Это совсем никуда не годится. Пойдёмте–ка выпьем. Честное слово, сама буду пить и песни распевать. Нагнали тоски в такую ночь!
— Истину, истину слышу! — встрепенулся Гарак. — Идёмте! Помню одно отличное местечко, если с ним ничего не стряслось за тридцать лет…
— Подам–ка мысль, — сказал Арга. — А не съехать ли нам с горки?
Сарита вытаращила человеческий глаз. Гарак охнул. Лакенай расхохоталась.