«Будь я цанийцем, — с хмурой усмешкой думал Арга, — сейчас повёл бы людей на вылазку. Самое время для удара! Но Цания не осмелится атаковать. И этот город забрал жизнь Фраги…»
Ранним утром Арга сел на Ладри и проехался по окрестностям города. Брешь заделывали, но работали кое–как. На прочих стенах не было ни души. Возможно, горожане возвели внутреннюю цепь укреплений, вырыли рвы и поставили колья… Во время штурма весенние ничего подобного не обнаружили. Арга полагал, что Цания и сейчас не будет тратить на это силы. Ему пришлось признать, что в каком–то смысле это разумно. Запасы пищи ограничены. Рабочих нужно хорошо кормить. А город полагается только на мощь Коллегии. Если магический щит падёт, каменные стены весенних не удержат — ни ветхие, ни укреплённые.
Если он падёт…
Арга вздохнул. Решение казалось таким простым, таким близким — только протяни руку.
Яви силу духа.
Нарушь клятву.
А время поджимало. Шахты Голубой Наковальни исправно поставляли в казну серебро, но войны всегда стоили дорого. Эту войну сейчас оплачивал Святой Престол. И с высоты Святого Престола решение выглядело ещё проще и ближе, чем то представлялось Арге. Возможно, сама Каудрай высказалась бы иначе, но для армии голосом Церкви был голос Эрлиака. Мнение Эрлиака Арга знал.
Он отправился искать Лакенай.
Арга поднялся на пологий склон и почти сразу разглядел Тию в прибрежных зарослях. Волкобыла топталась там, ломая рогоз. Арга решил, что она снова выпрашивает что–нибудь у Лакенай или просто беседует с ней, как умели беседовать с людьми коневолки. Он зашагал к ним, потом перешёл на неторопливый бег.
Тия и вправду разговаривала с человеком — фыркала, прядала ушами, пихала мордой. Но рядом с ней была не Лакенай.
Полуголая Мирай сидела на берегу, прямо в илистой грязи. На коленях она держала своё копьё, прославленную Вспыльчивую Деву. Тия обернулась, почуяв Аргу. Волкобыла печально посмотрела на него и длинно выдохнула, а затем ударила копытом с выражением досады. В шуме и брызгах она съехала с берега в воду и поплыла дальше — рыбачить и купаться. Коневолки умели и горевать, и сочувствовать, но полагали, что этому не следует уделять много времени.
Арга подошёл к Мирай. Она не взглянула на него, но заговорила.
— Не могу поверить, — сказала она. — Всё это моя вина.
— Мирай.
Она покачала головой. Нечёсаные рыжие волосы сбились в сплошной ком.
— Я должна была думать, куда еду.
— Не грызи себя.
Мирай обернулась. Её глаза обрамляла чернота, в углах губ залегли складки.
— Я была потрясена. Мне казалось, что Фрага бессмертен.
— Всем так казалось.
— Я хотела уберечь его тело от осквернения, — сказала Мирай. — Я думала только об этом и не подумала, куда направляю Тию. Я не должна была выпрашивать её у Лакенай. Я не должна была рваться на штурм. Я… зачем я вообще пошла в этот поход…
Лезвие Вспыльчивой Девы погрузилось в воду и светилось там, в тёмной прозрачности, как большая серебряная рыба.
— Бой проигран, — сказала Мирай. — И это моя вина. В голове не укладывается.
— Не укладывай. Фрага решил, что пойдёт туда. Я должен был остановить его. Не остановил. Что толку сейчас рассуждать об этом!
Мирай согласно склонила голову.
Арга помедлил.
— Расскажи мне, как погиб Фрага, — попросил он.
В задумчивости Мирай подняла копьё и с силой, глубоко вонзила его древко в ил.
— Нас не ждали, — глухо сказала она. — И потому мы шли как нож сквозь масло. Стража сбегалась по двое, по трое, они не успевали закрепиться и не держали строй. Мы сбивали их конями и мчались вперёд. Думаю, это было ошибкой. Мы рассчитывали, что на наших плечах в город ворвётся вторая волна, и оставляли за спиной живых… Фрага скакал первым. Его узнавали и бежали от него. Он вселял ужас. Казалось, всё идёт именно так, как должно.
— Что случилось потом?
— Эстайм, — сказала Мирай. — Цанийцы набросились на Эстайма. Стрелы летели отовсюду. Они не стреляли во Фрагу, целились только в Эстайма. Многие пожертвовали жизнью, только чтобы выпустить в него ещё одну стрелу. Когда он упал, он был истыкан стрелами, как ёж… Фрага же хромой. Он не может бегать.
Арга молча отметил это — «не может» вместо «не мог».
— Тогда мы ошиблись снова, — продолжала Мирай. — Мы окружили Фрагу и перешли в оборону. Но мы слишком далеко оторвались от остальных. Нас было мало. Цанийцы наконец собрались с духом. Подоспел какой–то командир. Мы не выдержали натиска. Настал миг, когда я…
Мирай умолкла и поникла. Арга хотел что–то сказать, но она быстро закончила, бросив:
— Я осталась одна. Я подняла его в седло и поскакала обратно.
Арга тронул её плечо.
— Спасибо, — сказал он. — Благодаря тебе мы можем с ним проститься.
Мирай оскалилась. Ноздри её дрогнули, как у зверя.
— Посреди горящей Цании я хотела бы с ним проститься!.. — и внезапный порыв иссяк, рыжая голова склонилась ещё ниже. — Фрага! Прости меня…
Вышла из реки Тия и понюхала волосы Мирай.
— Ах, Тия, — сказала та. — Я не должна была садиться в твоё седло.
Арга покачал головой.
Мирай встала и сбросила измазанные в грязи штаны. Нагая, она вошла в воду по колено и начала упражняться со Вспыльчивой Девой. Солнце засветилось в её волосах, озарило её груди, маленькие и острые, как у волчицы, твёрдый живот, мощные бёдра. Мышцы играли под ровной кожей. Мирай не раз бывала ранена, но тело весенней не сохранило ни одного шрама. Краем глаза Арга уловил какое–то движение. Он обернулся. Невдалеке матросы Зентара удили рыбу с плота, на котором пару дней назад из Лесмы доставили припасы. Наёмники сворачивали удочки и уходили — они боялись смотреть на обнажённую воительницу и оскорбить её своим вниманием. Воспринятые, понимавшие, что к чему, не двинулись с места.
Вздохнув, Арга оставил Мирай в покое наедине с волкобылой и Вспыльчивой Девой. Ему больше нечего было сказать.