В мыслях Арга едва не начал богохульствовать. Он успел оборвать себя, но мурашки побежали по коже.
И вдруг Эрлиак обернулся к нему.
Арга вздрогнул: почудилось, что священник услыхал его мысли.
Глаза Эрлиака блестели. Лицо его вновь осветилось улыбкой, на сей раз — почти лукавой.
— Инн Ториян Арга, — сказал он. — Ты прославленный воин и надежда Цветения. Возможно, твой взгляд яснее прочих. Скажи, знаешь ли ты способ взять Цанию?
Арга скрипнул зубами. Проклятый Эрлиак пытался вбить клин между ним и названым отцом. Только что Арга собирался говорить о пути боя, но сейчас это значило — возразить Фраге, подвергнуть сомнению его слова. Арга не хотел делать это в присутствии Эрлиака.
Взгляд его встретился со взглядом Фраги. «Последний раз, когда я обращаюсь к тебе за помощью, — безмолвно поклялся Арга. — Последний!» Фрага щурился, намерения его трудно было угадать. Но, помедлив, он едва заметно кивнул.
Арга посмотрел на карту города и в задумчивости поскрёб щетину.
— Сегодня, — сказал он, — я увидел способ.
Эрлиак вскинулся. Троица Луянов уставилась на Аргу с жадным интересом. Близнецы возбуждённо засопели, словно псы перед охотой. Ниффрай облизнулась.
— Цанийская Коллегия сильна, — сказал Арга. — Горожане верят в это. И здесь кроется их слабость.
Фрага чуть улыбнулся.
— Они так и не укрепили стены, — продолжал Арга. — А щит не столь надёжен, как кажется. Мэна Сарита сегодня едва не пробила его ради развлечения…
Драконье Око усмехнулась, змеиный глаз сверкнул. Давняя неприязнь к Арге на её лице смешалась с самодовольством.
Арга повернулся к ней.
— Мэна Сарита. Если наши маги объединят усилия, если артиллеристы поддержат их свинцовыми ядрами, какой величины разлом и как долго…
— Не продолжай, — перебила Сарита. — Я рассчитала это два месяца назад. Тридцать на тридцать локтей мы удержим минуту. Двадцать на двадцать — две.
— Но за магическим щитом, — возразила Лакенай, — стена. Каменная стена, пускай и ветхая. Невозможно пробить их одновременно. И… даже если это удастся сделать, магистры объединят усилия и восстановят щит.
Арга кивнул.
— У нас будет две минуты. Пушки обрушат стену. Ударный отряд войдёт в пролом.
Повисло молчание.
Эрлиак просиял. Он смотрел на Аргу с таким восторгом, словно безумный план уже воплотился и привёл к победе. Луяны расправили плечи. Сарита ухмылялась.
Фрага не изменился в лице.
— Это невозможно, — прошептала Риммнай. — Это за пределами человеческих сил.
— Но не сил Людей Весны! — ответила Ниффрай. — Слава в веках ждёт тех, кто совершит такое!
— Это слишком опасно, — сказал Скедак. — Это самоубийство.
— Это опасно, — согласился Арга. — Мы не кинемся на приступ сломя голову и не разобьём лоб. Обстрел начнётся заранее и с шести сторон — там, где стены выглядят ветхими. Коллегия разделит силы на шесть направлений, и только в одном из них мы ударим. В город войдут отборные силы. Их задача — сбросить магов с одной или двух сторожевых башен. После этого…
— Щит падёт, — завершила Сарита, — и наступит черёд остальных.
— Но сколько воинов успеют войти в пролом? — не сдавался Скедак.
— Немного, — сказал Арга, — если это будет первый подобный штурм в их жизни.
— Что? — в один голос сказали Акрана и Зентар.
Фрага расхохотался. Он понял замысел Арги. И только теперь Арга ощутил, сколько в действительности крылось в его сердце сомнений. Одобрение отца развеяло их.
— На востоке, за холмами, — сказал он, — мы выстроим подобие пролома. И воины будут упражняться до тех пор, пока не исчезнет всякий признак дурной спешки и неразберихи.
Скедак потрясённо качнул головой.
— Это хорошая мысль, — заключил Фрага, довольно щурясь. — Это ещё не решение и уж тем более не приказ. Но во время переговоров эта мысль будет как крепость внутри разума. Арга, я уступлю тебе право говорить с цанийцами. Выслушаем их. Возможно, штурма не понадобится вовсе, и это будет лучший исход.
Эрлиак сделал перед собой знак цветка и склонил голову, принимая решение Фраги. На губах его была благочестивая улыбка.
Когда он выпрямился, улыбка исчезла. Взгляд священника, устремлённый на Аргу, был полон странного пристального любопытства. Оно показалось Арге настолько неприятным, что он отвернулся.