— То, чего боялся Кастариан…
— Теперь этого боялась Миллеси. — Эрлиак помолчал. — Для неё существовал только её сын. Кто–то явился к ней и пообещал, что Шаноров оставят в покое, если она… проявит самоотверженность.
«Проклятье, — Арга сжал кулак. — Проклятье. Неужели я…» Дальше он не мог даже думать. Тария повернула голову и коснулась его щеки мягкой мордой. Эрлиак смотрел с печалью.
— Но почему ей указали на Каудрай? — выговорил Арга наконец. — Не на меня? Не на тебя?!
— Полагаю, оттого, что Каудрай была главой Цветения. Она правила всеми фадаритами в этом мире под солнцем.
— Так могла думать Миллеси. Но не те, кто направил её руку. — Арга тяжело взглянул на священника.
Эрлиак нахмурился.
— Я пытаюсь думать так, как могли бы думать эти люди, — медленно проговорил он. — Это трудно. Очень трудно. Единственный ответ, который я вижу… Что заключалось для нас в Святейшей Каудрай, Арга? Что невозможно или почти невозможно заменить?
— В ней заключалось стремление к миру.
Арга сказал это не задумавшись и тотчас понял, что далёк от истины. Мира хотели многие. И среди могущественных весенних нетрудно было назвать их — Фраян Лакенай, Даян Арифай, Риян Риммнай. Эрлиак не стал указывать ему на ошибку.
— Не только, — сказал он. — Каудрай правила долго. Все знали о её мудрости и доброте. В молодости она была подругой святого. Благодать Лаги лежала на ней, а с нею благодать самой Фадарай. Вот что мы утратили, Арга. Уверенность в том, что благодать с нами.
Арга молчал. Ему тоже было нелегко мыслить так, как советовал Эрлиак. Но мало–помалу он начинал понимать.
— Казалось, Фрагу невозможно заменить, — Эрлиак заговорил тише. — Однако ты принял власть и взял Цанию. Заменить тебя было бы трудно. Но весенние нашли бы нового сильного вождя. Заменить меня может любой священник, способный думать и говорить. Таких сотни. Только Каудрай была единственной.
— Всё это сложно.
— Сложно и скрыто от наивных глаз. Чтобы разбираться в столь высоких материях, нужно быть человеком не только умным, но и тонким. Быть может, стоит присмотреться: кто из важных цанийцев любит книги, ценит искусство?.. Нет, Арга, это не намёки, а лишь домыслы. Я не знаю имён.
Помедлив, Арга сказал резко:
— Но на почётное место у врат церкви Миллеси поставил ты.
— Да, — столь же резко ответил Эрлиак. Он почти огрызнулся. Это было настолько не свойственно ему, что Арга опешил. — Да, это был я. Полагаю, я достаточно проклинал себя за это!
Вспышка гнева рассеялась так же быстро, как разразилась.
— И больше всего, — закончил священник, — меня гнетёт то, что я пошёл против голоса сердца.
Арга посмотрел непонимающе.
— Лесстириан попросил меня оказать Миллеси эту милость, — объяснил Эрлиак. — Мне не понравилась его просьба. Она казалась бессмысленной. Но он так хлопотал о своей ученице… — Эрлиак махнул рукой.
«Маррен сказал, — вспомнил Арга, — что просьбы Лесстириана приведут к беде». Его охватила вдруг странная слабость — не духа, но тела. Как будто распалась шнуровка латных доспехов; распутался узел, стягивавший его воедино. Прояснились причины, а последствия открылись с иной стороны, и Арга понял, сколь призрачной была его власть над событиями. Он отправился в храм Джандилака за приговором Маррену — но там и тогда приговор был вынесен Каудрай… Ими всеми управляла судьба.
Бессилие пришло — и ушло. Арга снова вспомнил о названом отце. Сколько раз в жизни Фрага Непобедимый испытывал те же чувства, что Арга сейчас? Воля Фраги одолевала их. И сын его сумеет с ними управиться. Это долг вождя — отринуть сомнения и сражаться с судьбой, так же, как сражаться с врагами.
Эрлиак пытливо смотрел на Аргу.
— Значит, нам нужно всего одно имя, — сказал Арга с сухой полуулыбкой. — Того, кто стоял за Миллеси. Возможно, инокам Кевай придётся присмотреться друг к другу. Цания! Я не удивлён. Его найдут.
— Да будет так, — согласился Эрлиак. — И, если позволишь совет… Напиши Лесстириану, или навести его перед отъездом, если выдастся минута. Он совершенно обезумел. Считает, что он виноват во всём. Если бы он не надел колец, мог бы остановить Миллеси.
Арга скептически хмыкнул.
«Что теперь будет с Шанорами? — подумалось ему. — Тиннеризи неуязвима. Сама Ниффрай встанет на её защиту, если понадобится. Но надобности не будет… Мать из Лесстириана выйдет получше, чем из Миллеси. С Тинне всё будет хорошо. Остальные? Они дети. Навряд ли их осудит храм Джандилака. Но Цания… Цания их осудит. Жизнь их будет тяжела, пока Тиннеризи не обретёт власть магистрессы. Всё это уже не наши дела».