— Это не имеет значения, сэр. В любом случае, что сейчас в этих подразделениях есть весьма значительное число тех, кто не должен жить. Я скажу вам еще одно. В их составе была группа из 30-го подразделения коммандос, которая должна была выполнить специальную операцию. Они должны были захватить одну из новых машин «Энигма» с четырьмя валами в Дьеппе, и этого не произошло.
— Ах да, группа Флеминга. Я почти забыл о ней. Осмелюсь сказать, что Флеминг не остался без дела после того, как Рашбрук сменил Годфри на посту начальника управления военно-морской разведки. Он все еще с нами. Он создает для нас сеть в Испании в рамках операции «Золотой глаз», и его ребята примут участие в разведывательных операциях в ходе предстоящей операции «Факел». Сожалею, что нам не удалось осуществить операцию в Дьеппе. Я надеюсь, это не сильно отбросило вас назад.
— Не слишком, сэр. Флеминг много мне обещает, но мало что доставляет. Мне удается справляться без него.
— Это хорошо, но, как вы можете видеть, этот список будет очень длинным. Как мы сможем следить за всеми этими людьми? Для этого потребуются огромные ресурсы.
— Возможно, я мог бы помочь, сэр. Я, разумеется, не могу занести судьбу каждого человека на перфоленту для своих машин, но, безусловно, могу кодировать их имена. Тогда мы могли бы использовать машину для некоторых сопоставлений. Если случиться что-либо необычное, и имя фигуранта или фигурантов совпадет со списком, мы могли бы провести более тщательное разбирательство. Просто поручить это МИ-5. Они ведь постоянно занимаются подобным, верно?
— Что-то мне подсказывает, что я бы не хотел, чтобы мое имя оказалось в этом списке. Это чертовски нервирует.
— Согласен, сэр. Большинство дел, имеющих отношение к войне весьма сомнительны, но мы справляемся.
— Войне? Вы говорите так, словно мы каким-то образом противостоим нашим собственным людям, Тьюринг.
— А так и есть, сэр. Как вы думаете, почему существует такая организация как МИ-5? Да, они следят за иностранными агентами на британской земле, но в первую очередь они следят за нами. Если бы им стало известно, что кто-то из нашего списка сделал что-то… угрожающее… Он станет врагом судьбы и времени. Если вы хотите установит надзор за историей, то вы должны быть готовы делать неприятные вещи, адмирал. Предположим, какой-либо человек из нашего списка… Например, попадет в плен. Он должен быть мертв, а мертвые не болтают. Но теперь он жив, теперь он кто-то вроде зомби. Теперь он сможет что-то рассказать. И его длинный язык может, грубо говоря, потопить корабли.
— Зомби?
— Это гаитянское слово, сэр, обозначающее мертвеца, оживленного колдовством. Я использую его в переносном смысле, но это идеальный образ того, что кто в действительности эти люди. И все становиться лишь хуже. Любой из этих «живых мертвецов» может сделать что-либо значительное, у них могут быть сыновья и дочери, которые тоже могут сделать еще больше. Отмена операции «Юбилей» была лишь малой частью картины. «Джеронимо» расстроил все операции на Средиземном море, а теперь и на Тихом океане. Расхождения уже должны быть достаточно значительны, и чем больше времени пройдет, тем хуже будет.
— Бредовая затея, профессор. Чем больше я об этом думаю, тем более невозможным мне это представляется. Какие-то немецкие солдаты также должны были погибнуть, если бы отмененные операции состоялись. Как нам заниматься ими? А помимо них были и итальянские корабли, столкнувшиеся с «Джеронимо» в Средиземном море, а теперь еще и японцы. Наши список уже дошел до такого состояния, при котором не следует и пытаться.
— Верно, сэр. Достаточно тревожно думать, что теперь история пойдет по пути, по которому идти была не должна — по крайней мере, с точки зрения людей на «Джеронимо». Как вы говорили ранее, они находятся в привилегированно положении, зная, что случиться в ближайшие десятилетия. Каким образом? Вероятно, у них имеются несчетное количество ящиков с делами, достаточно, чтобы заполнить тысячи библиотек. Следует ли нам быть бдительными? Конечно, стоит, но вот беда, сэр… Как мы узнаем, что изменилось и как это повлияет на будущие события? Мы не сидим на вершине горы, как они, а просто видим перед собой какой-то особенно мерзкий овраг, на который наткнулись посреди проклятой войны.
— Хороший вопрос, Тьюринг. Мы могли бы спросить японцев, что они думают по поводу своих планов, сломанных этим кораблем. Думаю, мы оба знаем, что они ответят.
— Верно, сэр, но мы не знаем, что должно было случиться, или что осталось неизмеренным. Должна ли была Америка и так вступить в войну в сентябре 1941? Об этом могут знать только на том корабле. И это очень подавляет, сэр. Представьте, что мы достали интересную книгу и готовимся начать ее читать. И, тем не менее, застряли уже на первых глазах. Но нам нужно каким-то образом узнать, чем закончиться рассказ, верно? Только тогда мы можем решить, что как относиться к этой конкретной главе и ее персонажам. Возможно, некоторые изменения могли пойти на благо. Допустим, рейд на Дьепп оказался бы кровавой катастрофой. В этом свете, хорошо, что он не состоялся. Есть ли в этом какой-то смысл, сэр?