— Я понимаю, товарищ капитан.
— Вы — командир взвода высоко подготовленных солдат, старшина. Но не каждый удар наносится во вред. Иногда мы сражаемся за то, чтобы сделать что-то хорошее, и мы делаем то, что должны. Но Федоров однажды сказал мне о том, что мы должны думать о том, что мы делаем. На этот раз я буду помнить его слова.
Капитан положил Трояку руку на плечо, как сделал в прошлый раз, однако на этот раз все было по-другому. Его жест был искренним.
— Спасибо, сержант.
Трояк отдал ему честь и повернулся к своим.
Карпов же направился на поиски Федорова, и, узнав, что тот ушел в санчасть, сам пошел туда. Однако там он с удивлением обнаружил Капустина и Волкова, что-то обсуждавших с Золкиным явно на повышенных тонах.
— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга, — сказал доктор с некоторым раздражением. — Возможно, вы сейчас сможете немного покричать, а я немного передохнуть.
Золкин сидел за своим столом, Федоров на стуле у стены, а Капустин сидел напротив доктора с тремя картонными папками в руках. Волков стоял у него за спиной, словно тень, чему-то ухмыляясь.
— Я пытался спросить доброго доктора о том, что за ребусы он здесь придумал, — сказал Капустин, указывая на папки.
— О чем вы говорите, товарищ инспектор? — Спросил Карпов, бросая взгляд на папки.
— Хотите сказать, что ничего об этом не знаете? Вы кто, три слепые мыши? Или трое старших офицеров корабля?
— Он утверждает, что эти дела были подделаны, — сказал Золкин с скорбным выражением на лице. — Это дела трех новых младших офицеров, погибших при крушении вертолета на корме.
— Деникин, Краснов и Рыков[70], - сказал Карпов.
- Именно, — сказал Золкин. — Вот видите, товарищ капитан первого ранга может назвать их фамилии, не задумываясь. — Он указал на капитана, ссылаясь на его свидетельство. Карпов понял, что Золкин был не в курсе его разговора с Вольским и Федоровым, и задумался, как ему поступить.
— Значит, товарищ капитан знает их? — Медленно протянул Капустин. — Очень хорошо, потому что, похоже, никто в Москве не знает ничего ни о них, ни об их службе на флоте. — Он медленно повернулся, словно большая грозная орудийная башня, наводящая орудия на новую цель.
Карпов знал, что это дело не решиться легко. Не здесь и не сейчас. Они не пришли к какому-либо решению прежде, чем их обед прервал вызов, требующий немедленно вернуться на свои посты. Теперь Капустин и Волков снова взялись за этот вопрос. Но капитан уже решил, что ему делать, так что просто навел свои «Москиты-2» и дал залп.
— Это вопрос государственной безопасности, — спокойно сказал он. — Ни вы, ни капитан Волков не имеете к нему допуска. Да, не удивляйтесь, товарищ инспектор. Вы знаете не все, и его отправите запрос, то получите тот же ответ, что получили из Москвы.
— Карпов, конечно же, врал, но делал это убедительно, что придавало его словам правдоподобие.
— Вы хотите сказать… Вы говорите, что эти люди не мертвы? — Перескочил Капустин к очевидному выводу.
— Это возмутительно! — Сказал Волков.
— Да неужели? — Повернулся к нему Карпов, готовя новый ракетный удар. — Вы офицер — старший офицер военно-морской разведки — говорите мне, что реальные люди без отслеживаемой истории никогда не бывают очень полезны? Верните голову на плечи!
— Он повысил голос, затем опустил руки, подался вперед и посмотрел прямо на Капустина.
— Вы вообще понимаете, что сейчас там происходит? — Он указал рукой на невидимую гавань и океан за ее пределами. — Вы хоть понимаете, что происходило в последние недели и месяцы? Куда катится этот мир? Вы думаете, вы обо всем знаете, у вас все записано? В ваши умные головы ни разу не приходила мысль о том, что корабль исчез по какой-то причине? — Он указал на палубу. Глаза Капустина раскрылись шире, во взгляде мелькнула неопределенность. Волков бросил на Карпова болезненный взгляд, смесь шока и недоверия.
— Да, — продолжил Карпов. — Как такой корабль мог обогнуть половину мира, чтобы НАТО о нем ничего не знала? Куда делась специальная боевая часть? И, разумеется, что случилось с тридцатью шестью людьми из списка, который предоставил вам Золкин? Держите карман шире, товарищ инспектор. Проще говоря, это не ваше дело! Однако это мое дело, дело этого корабля и его экипажа. Уж простите, если никто не озаботился доложить вам прежде, чем мы вышли из Североморска, но, вероятно, тогда вы были слишком заняты отслеживанием серийных номеров на каком-то другом корабле, верно?
Капустин долго смотрел на Карпова, размышляя. Он был генеральным инспектором российского флота, и в силу должности, знал многое. Он мог рассказать о том, что имелось в описях и трюмах почти каждого корабля флота, кто служил на них, где эти корабли находились, сколько на них было заказано банок с краской, какие из них были эффективны, а какие нет. Да, он много знал о военно-морском флоте, но знал он и то, какой лабиринт складывался время от времени в потоках власти, исходивших от тревожащего количества седых стариков.
Бравада Карпова впечатлила его, потому, что капитан был прав — никто не мог знать всего. Были и темные углы, в которые он никогда не мог заглянуть. Он часто посылал людей вроде Волкова, чтобы обнюхать эти углы, полаять рядом, вытащить вещи из тени. Но были времена, когда такие люди уходили и не возвращались. В запутанной старой структуре российских вооруженных силы были места, в которые было очень опасно соваться.
Учитывая обстановку на Тихом океане, слова Карпова начали обретать смысл. Корабль явно выполнял какое-то очень опасное задание. Он не выяснил все до конца, но проверка показала, что корабль явно участвовал в бою. Пробоина в корпусе была не случайна. Это было повреждение от торпеды. Повреждения передней надстройки и кормового мостика тоже были не случайны. Немного работы перочинным ножом… Пару образцов в полиэтиленовый пакет для лаборатории… Да, вскоре подозрения подтвердились. На обшивке остались следы огня и дыма, шрамы морского боя. Он мог видеть это по экипажу. Это был боевой корабль, во всех отношениях. Это был боевой экипаж, настоящие военные. И Карпов, боевой капитан, соответствовавший всей информации, имевшейся о нем на флоте. Теперь можно было сказать со всей определенностью, что в прошлом месяце «Киров» принял участие в какой-то очень специфической операции, и это были не учения.
Капустин откинулся назад и прищурился. Затем удивленное выражение пропало с его лица, а в голове явно пронеслись мысли. Затем он просто забрал папки со стола Золкина, аккуратно сложил их и встал.
— Спасибо, товарищ капитан. На данный момент, я полагаю, вопрос закрыт. — Он получил попадание в мидель и нуждался в тушении пожара на борту. Дым неуверенности стал слишком густым, и его артиллеристы не видели цели. Ему пришлось отвалить в сторону и отойти, как адмиралу Да Заре в Тирренском море, как адмиралу Ячино в проливе Бонифачо. Какое-то внутреннее чутье, хорошо служившее ему все эти годы, подсказывало, что сейчас было не время и не место для боя. Продолжив преследования, он мог оказаться на невидимых подводных рифах, окружавших эти мутные воды. Сандзи Ивабучи, вероятно, порекомендовал бы ему предостеречься, хотя Капустин ничего не знал о печальной судьбе этого человека.
— О чем вы говорите? — Сказал Волков, недоверчиво глядя на Карпова. — Вы хотите сказать, что позволите ему просто так уйти после подобного нарушения субординации? А что насчет «Орла»? Я скажу вам, куда пропала боеголовка!
Карпов бросил на него убийственный взгляд, и Капустин быстро вмешался, словно набрасывая на Волкова аркан.
— Волков, — резко сказал он. — Какое еще нарушение субординации? Вы либо не слышали, что сказал капитан Карпов, либо оказались недостаточно умны, чтобы услышать то, что услышал я. Я пойду вам на встречу, и предположу, что вы не глупы. Поэтому повторяю еще раз: вопрос закрыт. Полагаю, у меня есть достаточно информации для отчета, но готовить я его буду несколько недель. — Он посмотрел на Карпова и Федорова, а затем снова на Волкова. — Наша работа здесь завершена, и я полагаю, что у товарищей офицеров есть и другие дела.