— Знаю, знаю. Но не перебивайте. Я не к тому. Просто в этой своей жизни мои знакомые очень счастливы. Им нравится то, чем они занимаются, пусть даже они собирают пресловутые двигатели внутреннего сгорания или сочиняют популярную и простенькую музыку или еще что-то. Я, например, пишу картины. Просто картины и, хотя и пытаюсь отразить там свое видение вещей, но за результат не ручаюсь. По крайней мере, людям нравится. Однако, вы скажете, что нравятся они Ботам, а они не люди, — Художник позволил себе сухую улыбку. — Короче говоря… признаюсь, что и ваши взгляды мне не чужды и я, так же, как и вы, не находил смысла в большинстве видов общечеловеческой деятельности. Но сегодня я его увидел.
— Любопытно.
— Крайне. Что же, попробуем начать с метафоры. Представьте perpetuum mobile — вечный двигатель. Представьте его в виде такой штуки, которая продается в магазинах. Знаете, их можно поставить на стол или на полку. К перекладине подвешены соприкасающиеся шарики на металлических стержнях. Понимаете? И вот когда крайний шарик отводишь в сторону, а потом отпускаешь, он ударяется в соседа, тот передает импульс своему соседу и так далее, пока не дойдет до крайнего с другой стороны, тогда он отскакивает на угол, равный углу, на который отвели первый и после этого повторяется весь цикл только в противоположную сторону. Ну в магазинах, конечно, продается не сам двигатель, а лишь его модель, которая на бесконечную работу не способна. Но мы можем представить себе эту штуку такой, какой она должна быть.
Вечный двигатель — это абсолютно замкнутая система, в которой нет потери энергии. Она не приходит, не уходит никуда. И все действия, которые этот двигатель совершает, он совершает только внутри себя и для себя. Понимаете, да?
— Ну и что? — спросил Боб, улыбаясь.
— А то, что наш мир и есть такая вот штуковина.
— Либо такая, либо чуточку измененная, но я сейчас все поясню.
— Будь любезен.
— Хватит делать пустые замечания, я способен сам все изложить в доступном монологе, прерывать разрешаю только вопросами по существу. Во-первых, поясню про вечный двигатель, точнее, почему наш мир мне кажется именно таким. Да все просто. Потому что все, что делают, создают люди в нашем обществе, служит лишь сырьем… или как это лучше сказать, предметами, предназначенными для использования другими людьми, которые в свою очередь создают другие предметы… блага, назовем это блага, так вот, они в свою очередь создают эти блага для других. Ну, например, испек пекарь хлеб. Его съел режиссер фильма и работник завода автомобилей. Режиссер после этого снял фильм, работник — сделал машину. Пекарь посмотрел фильм, отдохнул после своей работы, на которую добирается на автомобиле, сделанном рабочим, который съел его хлеб. Режиссер тоже ездит на такой машине, а рабочий тоже смотрит фильм режиссера. В итоге каждый из них производит что-то для двух других и потребляет то, что те два других производят. Безотходное производство, направленное и предназначенное лишь для употребления его результатов другими участниками процесса. Понятно дело, что в мире все не ограничивается такими простыми связями и там все гораздо сложнее, но суть такова. Все делают что-то для других и взамен получают что-то от этих других. Все идет внутрь общества, внутрь мира. Мы словно раскручиваемся по спирали или, наоборот, закручиваемся. Хотя и то, и другое недостаточно точно. Если раскручиваемся, то непонятно куда… может быть, в бессмысленную бесконечность, а если закручиваемся… то в итоге придем к точке, которая будет концом… что может означать смерть, либо насильственную, либо логическую… тогда… тогда! Точно! — Художник переменился в лице. — Так оно и есть. Мы закручиваемся по спирали! И ждет нас точка.
— Обрадовал.
— Молчать, — крикнул парень, — сейчас не об этом. Есть еще один вариант вечного двигателя и выхода из спиралевидного развития нашего мира. Помните те бьющиеся друг о друга шарики? Представим, что при каждом соприкосновении от них отделяется мельчайшая молекула. Хотя бы и атом. И вот атомы скапливаются внизу, на площадке над которой и бьются эти шарики. И скапливаясь, в итоге образуется некая насыпь, которая дает рождение некому существу или явлению, которое выведет этот двигатель из замкнутой системы. Куда выведет и зачем? Не знаю, надеюсь туда, где будет больше смысла. Позволит, так сказать, сделать виток в другую сторону и, может быть, начать новую спираль, но уже с гораздо большим диаметром начальной дуги и новой конечной точкой. А может быть, это будет не еще одна спираль, а прямая или кривая. Но мне не известно, что это будет. Но вряд ли хуже, чем точка-тупик.
— Наркотики — вред, — хихикнул Боб.
— Давно не употребляю, — оборвал Художник. — Закончить позвольте метафорой из России. Метафоричный смысл этой истории я понял только сегодня. Так вот, как-то я шел из университета на почту. Заплатить за телефон надо было. И вот подошел я к двери. Смеркалось. Я потянулся к ручке, чтобы открыть дверь. Но моя рука лишь скользнула по ней, по нормальной "Т"-образной дверной ручке. Стержень, в конце которого набалдашник гораздо большего диаметра, нежели стержень. Я снова тяну руку и берусь за ручку… но на ощупь она как буква "I", длинная, но толстая, как один сплошной набалдашник. Смотрю, а там на тот тоненький стержень, который предшествует набалдашнику в букве "Т", намотана веревка. Много ее там намотано. От души, как говорится. А кончик веревки свешивается вниз и там петелька сделана. Большая петелька. Я за нее схватил, потянул и дверь открылась.
Все молчали и переглядывались, лишь Боб по-прежнему улыбался.
— И вот мир наш, это ручка. А веревка, которой она обмотана — это наша цивилизация. Прогресс — это материал из которого сделана веревка. Научные знания — ну… можно сравнить открытие о расщеплении ядра со знанием того, из какого материала ручка сделана — вещь интересная, но мало полезная. Понимаете, обкручивать ручки и вешать на конце петельку можно сколь угодно долго, суть от этого не поменяется. И цель тоже.
— А что цель? — на этот раз вопрос задал Джонни.
— Видимо, открыть дверь.
— Но ведь можно открыть и за петельку?
— Только неизвестно, сколько же нужно этой веревки намотать, чтобы, дернув за петельку, дверь открылась, а веревка не порвалась.
— Но все же это возможно?
— Ну да… только скорее инопланетяне прилетят к нам и все расскажут, чем мы таким образом до всего домотаемся.
Опять воцарилось молчание, лишь древесным жабам этой ночью было наплевать на судьбу мира, а может быть, наоборот, они как раз и обсуждали эту тему. Только вряд ли они могли услышать друг друга. Слишком сильно каждая из них пыталась высказать свое мнение.
— Легче стало? — спросил Боб.
Художник скорчил гримасу.
— Кхм, — подал голос Майкл, — я не совсем понял. К чему это все? Для расширения кругозора?
— Можно я займу еще одну минутку? — спросил Художник. Он чувствовал, что осталось протянуть совсем недолго. Кроме того, у него действительно имелась еще одна мыслишка, по этому поводу.
— Давай, давай.
— Последняя на сегодня метафора: наш мир — это фабрика. Или завод. Не важно. Все люди, которые тут живут — работники завода. Они выполняют свои обязанности и все. Не важно какие это обязанности. Не важно, какую должность занимает тот или иной человек. Разница, безусловно, существует, но суть не очень-то меняется. Кроме рабочих, труд которых направлен непосредственно на производство продукции, есть еще и другие отделы. Например, столовая. Там работают повара. Они кормят работников завода. Еще есть… профком.
— Что?
— Я не знаю, как это называется у вас. Ну что-то типа представительства рабочего комитета. Там люди заботятся о том, чтобы права рабочих соблюдались. По-русски это профсоюз.