Наклонившись, Мартин снял рукавицу и коснулся алого пятна кончиками пальцев. Кровь была свежей, она даже не успела замерзнуть. Потом он обследовал стену и обнаружил в самом низу подгнившее бревно. Лисица разрыла снег, расширила дыру и пробралась внутрь.
— Проклятье!.. — прошипел Мартин сквозь стиснутые зубы и открыл дверь курятника. Внутри он обнаружил еще двух загрызенных кур. Никаких яиц, конечно, не было и в помине. Уцелевшие несушки, испуганно кудахча, сгрудились в дальнем углу.
Мартин заложил дыру в стене тяжелым обрубком бревна, тщательно запер дверь и поспешил в дом за ружьем.
— Скажи, когда снег становится водой, он помнит, как был снегом? — спрашиваю я.
— Не думаю, что у снега есть такое свойство, как память, — отвечает мне мама.
Снег шел всю ночь. Когда утром я выглянула в окно, все вокруг было укрыто им как пушистым толстым одеялом — белым и чистым одеялом, скрывшим следы и дороги, и любые другие признаки существования людей. Казалось, весь мир только что родился заново и был свежим и юным.
В школу я, конечно, сегодня не пойду. Правда, я люблю мисс Делайлу, но куда больше мне нравится оставаться дома, с мамой.
Мы с мамой лежим в кровати под теплым одеялом, прижавшись друг к другу как две запятые в кавычках. Я уже знаю, что такое кавычки, запятые, точки и вопросительные знаки — всему этому меня научила мисс Делайла. Некоторые книги я читаю уже по-настоящему хорошо и почти все понимаю, но некоторые — такие, как Библия — ставят меня в тупик.
Библию мы читали в классе, а потом мисс Делайла рассказывала, что у каждого человека есть бессмертная душа.
«Душу дает человеку Бог», — сказала она.
Я спросила ее про зверей, но мисс Делайла ответила, что у животных души нет. Я, однако, думаю, что она ошибается. Я думаю — душа и память должны быть у всех: у тигров, у роз и даже у снега. И конечно, душа должна быть у старого Шепа, который целыми днями спит у огня. Глаза его закрыты, но лапы то и дело подергиваются, потому что во сне он по-прежнему молод. А как, скажите на милость, можно видеть сны, если у тебя нет ни души, ни памяти?..
Мы с мамой натянули на головы одеяло, поэтому нам тепло и уютно. Правда, под одеялом довольно темно — совсем как в глубокой пещере под землей или в медвежьей берлоге.
Темноты я не боюсь. Когда мы играем в прятки, мне нравится прятаться под одеялом или под маминой кроватью. Я еще не очень большая и могу втиснуться в самые узкие щели, поэтому маме приходится искать меня довольно долго. Мое самое любимое «прятальное место» — стенной шкаф в комнате мамы и папы. Я люблю чувствовать, как прикасается к моему лицу их одежда; тогда я представляю себе, будто иду сквозь дремучий лес, где ветви мягки, а листва пахнет домом — мылом, дымом очага и розовой водой, которой мама иногда ополаскивает руки. В дальней стенке шкафа есть расшатавшаяся доска, которую можно сдвинуть в сторону. Если проползти в отверстие, окажешься в бельевом шкафу в коридоре — под полками, на которых сложены чистые простыни, полотенца и скатерти. Иногда я совершаю обратное путешествие — забираюсь в бельевой шкаф и вылезаю в родительской спальне. Чаще всего я проделываю это по ночам — мне нравится смотреть на маму и папу, когда они спят. В такие минуты я чувствую себя совершенно по-особенному, как будто я дух или призрак, а не обычная, живая девочка. Кроме того, это очень приятно — не спать, когда все вокруг спят, и только мы с луной тихонько глядим на маму и папу и улыбаемся.
Мама находит в темноте мою ладонь и рисует на ней кончиком указательного пальца невидимые буквы.
«В-с-т-а-е-м?» — читаю я.
— Нет, мамочка, еще немножко! — прошу я и сжимаю ее пальцы. Мама вздыхает и крепче прижимает меня к себе. Ее много раз стиранная ночная рубашка сшита из мягкой фланели, и я, не удержавшись, глажу ее податливые складки.
— Что тебе снилась, моя сладенькая? — спрашивает мама. Голос у нее тоже мягкий и шелковистый, как тонкое льняное полотно.
Я улыбаюсь, потом в свою очередь беру ее за руку и пишу на ладони:
«Голубая собака».
— Вот здорово! И ты снова каталась у нее на спине?
Я несколько раз киваю, стукаясь затылком о твердый подбородок мамы.
— А куда она возила тебя на этот раз? — Мама целует меня сзади в шею, и ее дыхание щекочет короткие волоски на моей коже. Однажды я сказала мисс Делайле, что мы все, наверное, отчасти животные, потому что на коже каждого человека есть что-то вроде меха. В ответ учительница засмеялась и сказала, что это все глупости.