Уже через полгода после выхода «Карнавальной ночи» журнал «Советский экран» печатал отрывок из литературного сценария Б. Ласкина и М. Слободского «Девушка с гитарой». Огромный рисунок в заголовке изображал Людмилу Гурченко с ее осиной талией, в платье колоколом, на высоких каблучках, с грампластинкой в руке. Она победно улыбалась. Ей предстояло стать Таней Федосовой, продавщицей в музыкальном магазине, душой всего, заводилой и т. д. В нее влюблялись все окружающие, и потому возле ее прилавка всегда толпились покупатели, томно вздыхали и, снедаемые тайной надеждой, покупали пластинку за пластинкой. Таня была неизменно весела, находчива, изящно парировала ухаживания разномастных кавалеров, а потом, естественно, демонстрировала свои многочисленные таланты. Режиссер А. Файнциммер предполагал развить успех «Карнавальной ночи», довести открытый там бриллиант до ослепительного блеска, поместив его в роскошную оправу. В картине участвовали Фаина Раневская, Михаил Жаров, в роли молодого влюбленного композитора Корзикова выступал молодой, блиставший улыбкой Владимир Гусев. Артистки чехословацкого ледового ревю изображали участниц самодеятельного ансамбля фигуристов. Звучали разноязыкие песни, сверкали экзотикой танцы, мелькали разноцветные платья и лица — действие фильма происходило на карнавальном фоне только что проходившего в Москве VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов.
Этот фильм ждали все. Газеты сообщали о том, как продвигаются съемки. Цитировались остроты будущей картины. Описывались наиболее уморительные трюки. Печатались в изобилии снимки. Публика была наэлектризована до чрезвычайности. Она хлынула в кинотеатры. И вышла оттуда оскорбленная в лучших чувствах.
Провал «Девушки с гитарой» был таким же оглушительным, как успех «Карнавальной ночи». И тут, несомненно, сказались не только объективные качества картины, но и вот эти субъективные ожидания каждого, кто шел ее смотреть. Надежды подогревались и пестовались целый год. Зрители сидели на голодном пайке, если говорить о комедии, да еще музыкальной. Чтобы иметь возможность хотя бы улыбнуться, готовы были ехать в самый дальний кинотеатр. «Карнавальную ночь» крутили повсюду, ее смотрели снова и снова, находя все новые достоинства в ее героине и нетерпеливо ожидая с ней встречи.
Час встречи пробил. Ничуть не изменившаяся за год Гурченко пела с экрана о любви. Она доверчиво делала все то же самое, что делала в «Карнавальной ночи». Ни сценарий, ни режиссер и не пытались предложить ей что-то новое. Торопились закрепить, повторить волшебный миг всеобщего признания…
«Еще одна девушка» — так язвительно назвал свою рецензию в «Искусстве кино» Ю. Юзовский.
«К легкому жанру по… легкому пути», — клеймила творческий метод авторов фильма «Советская культура».
«Опасный крен», — предостерегала «Комсомольская правда».
«В плену дурного вкуса», — мрачно констатировала «Советская музыка».
Едва взойдя на пьедестал, кумир оказался повергнутым. Любовь и ожидания сменились нескрываемым раздражением. И, как это часто бывает, зрители переносили свое раздражение на объект своих легкомысленных надежд. Всем было совершенно ясно в ту пору, что, кроме вызывающе осиной талии, кроме явной способности подражать популярным звездам, кроме платья колоколом, у этой молоденькой артистки за душой ничего нет. Ну, будет танцевать и дальше в плохих фильмах. Нет, не Орлова. Нет, даже не Ладынина. Голос вот низкий, приятный. Действительно, как в «Возрасте любви». Танцует похоже: ни дать ни взять, испанка.
Вот это, пожалуй, можно как-нибудь использовать. Испанка так испанка. Попробовать разве…
Ее пригласили в первый же фильм, где требовался «испанский» колорит. Она сыграла Изабеллу в напрочь забытой ныне телевизионной ленте «Пойманный монах». Фотография сохранила высокую прическу, миндалевидный разрез глаз и печальную полуулыбку Лолиты Торрес.
А тут и украинский режиссер В. Денисенко задумал поставить мелодраму «Роман и Франческа» о любви советского моряка и испанской девушки. И тоже было совершенно ясно, кто должен играть испанку. Наша Лолита Торрес.
Теперь, уверенно ведомая режиссером, Гурченко подражала Лолите уже не чуть-чуть, а со всей энергией и страстью молодости. Подражал ей и весь фильм. Бедная испанская девушка становилась известной певицей, и на ее концерте происходила финальная встреча с потерянным было возлюбленным, с ее Романом из далекой холодной России. Роман сидел на галерке и кричал через весь партер ее имя, посылал записку в цветах.
Записку перехватывал импресарио, отнюдь не заинтересованный в развитии каких-либо связей между нашими странами. Франческа точно знала, что ее Роман погиб. Она пела притихшему залу о своей трагической любви. А потом, с опозданием получив записку и отхлестав ею по щекам коварного импресарио, появлялась на пирсе, чтобы увидеть тающий вдали силуэт советского теплохода.