Шпагат резал мне руку. Я дошел до остановки и сел на трамвай.
Моя блондиночка ожидала меня готовая к выходу. На ней было длинное платье из какого-то пестрого шелка, и я, чтобы выдержать стиль, наклонился и поцеловал воздух над ее рукой. Маленькое завуалированное хамство, я надеялся, что оно сведет на нет мою галантность. Но может быть, она приняла это за современную французскую манеру, хотя, как выяснилось позже, она о французах знала больше меня, ведь и училась она на французском отделении, во всяком случае, она отнеслась к моему фальшивому поцелую благосклонно. Потом она увидела поставленную на пол стопку сереньких томиков, ахнула, всплеснула руками. Это было несколько аффектированно, но я был рад, что доставил ей удовольствие.
— Правда, здесь одного не хватает, — сказал я, но выяснилось, что у нее есть этот том.
— Случайно. Его у меня забыл... один человек, — сказала она.
— Он может его забрать, — сказал я.
— Не может, — сказала она таким тоном, что я понял, что уточнять не имеет смысла.
— Хотите чаю? — спросила она.
Я кивнул головой.
— У нас есть еще время, — сказала она, — я жду звонка. Пока, если хотите, поставьте какую-нибудь пластинку. Выберите что-нибудь на ваш вкус.
Она вышла. Я подошел к полочке с пластинками и стал перебирать их. На мой вкус. Может быть, ей хотелось знать, что я выберу, может быть, она меня оценивала. Так ли я подхожу для ее студенческой вечеринки, ведь там, наверное, свои пристрастия. Свой вкус. Я подумал, что не стоит заранее настраиваться против компании, куда я иду, но, честное слово, если бы у нее была какая-нибудь эстрада, я бы выбрал ее. Но она не оставила мне свободы выбора, у нее была только классика, и я подумал: что терять? Я выбрал на свой вкус, Баха, «Токкату и фугу Ре минор» в исполнении Лионеля Рога на органе города Мюнстера. Я поставил ее на маленький проигрыватель, включил и под звуки токкаты подошел к окну. Это был и правда мой вкус, и если б я слушал пластинку, глядя на ангела на фоне заката, это было бы кстати, но здесь... Крыши, крыши... В ту сторону не поднималась ни одна колокольня над горизонтом — были трубы. Я подошел к окну, посмотрел. Переулок был узкий, и окна противоположного дома отливали расплавленным металлом. Это отражался еще не осевший за крышами закат. Я подумал, что мой ангел сейчас где-то у меня за спиной. Я обернулся и увидел, что Людмила с подносом в руках стоит в открытых дверях. Она прошла вперед и поставила поднос на маленький столик перед диваном.
Я подошел, остановился над столиком у дивана. Людмила выпрямилась, посмотрела на меня. С волосами, собранными в прическу она казалась взрослее. Она молчала.
— Токката и фуга Ре минор, — сказал я, чтобы что-то сказать.
— Вы любите Баха? — спросила она.
— Я думал, вы спросите про Грина, — сказал я.
Она улыбнулась.
— Хорошо, вы любите Грина?
— Раньше любил, — сказал я, — когда-то. Очень давно.
— А теперь?
— Теперь нет.
— Почему?
— Всему свое время, — сказал я. — Время обнимать и время уклоняться от объятий.
— Время уклоняться? — она наклонилась, стала разливать чай.
— Мне покрепче, — сказал я, — можно не разбавлять.
Мы сели, я взял с блюдца чашку. Проигрыватель стоял в изголовье, с моей стороны. Она попросила меня сделать погромче. Я встал, подошел к проигрывателю, прибавил звук. В этот момент она встала.
— Кажется, телефон, — сказала она и вышла.
В тот же момент я оказался у двери, и, прежде чем она захлопнулась, подставил ногу, так что вышло, как будто она сама приоткрылась от толчка. Я немного подождал и придвинулся ближе к щели. Токката закончилась и наступила пауза. В недолгом молчании я услышал сказанные ею слова.
— ... знак, — видимо, это было концом предложения. — Я поправлю прическу. Следите, — сказала она, но судя по интонации, это тоже был конец фразы.
Потом она немного помолчала, видимо, слушала, потом громкие звуки раздавшейся фуги помешали мне услышать продолжение разговора. Я вернулся на диван. Я подумал, что я не слышал звонка, хотя сначала мне, вроде бы, показалось что-то такое. Перед тем, как она попросила меня сделать погромче. Я отпил чаю и закурил.
Моя Ассоль вошла, ее глаза сияли. Она снова не казалась мне взрослой.
— Нам пора, — сказала она и улыбнулась.