— Я ж говорила, вам нужно думать, что говорить.
— Но Людмила все знает, — сказал я. — Я отдал ей все.
— Она молчит, — сказала Марина. — Пока молчит. Пока есть возможность, она хочет удержать вас в тени. Вы понимаете, чем это вам грозит?
— Я на это пошел, — сказал я. — Я сам на это согласился.
— На что? На что вы согласились? — сказала Марина. — Свернуть себе шею?
— Меня об этом предупреждали, — сказал я. — В самом начале.
— Есть и другие люди, — сказала Марина. — Из-за них все и затевалось.
— Художники? — спросил я.
— Художники, — сказала Марина, — но не только художники. Есть другие. Вы же делали?
— Ну, это мой выбор, — сказал я. — Если б его не было...
— Судьба, — почему-то сказала Марина. Она почему-то вдруг сказала, — судьба.
Я помолчал. Я вспомнил своих маленьких смешных старичков из зачарованного замка.
— Чему вы смеетесь? — спросила Марина.
— Просто так, — сказал я. — Просто вспомнил одних смешных старичков. Пару.
— Он знает только про вас, — сказала Марина, — пока только про вас. Все те карты, которые вы так наивно выложили ему на стол, годятся всего лишь на компромат в случае, если кто-нибудь из очень большого начальства захочет свести с ним счеты. Пока он считает вас просто законником, возмущенным всей той уголовщиной, которую вы у него обнаружили.
— А «Секрет»? — спросил я.
— Может подозревать, — сказала Марина, — но не может знать это наверняка. Конечно, если вашего материала не хватит, чтобы освободить здоровых людей, тогда... Ну, может быть, придется намекнуть...
— Как намекнуть? — спросил я. — Если там окажется хоть крупица из того, над чем он работает в самом деле...
— Трудно сказать, — сказала Марина, — он ведь сумасшедший, и может пойти на крайние меры, полагаться на великодушие этого человека я бы не стала.
— Никто и не полагается, — сказал я. — Мы его достаточно хорошо знаем. Пока никому кроме нас не известно, что у этих документов есть копии. Что касается химфармзавода и всего, что с ним связано... Ну что ж, об этом знаю только я, и он это тоже знает. Художники. Вопрос в том, за какую цену он согласится их отпустить. Часть картин, о которых вы говорили, это отсюда или свою домашнюю коллекцию он тоже собирается отправить в «имение»? — я усмехнулся.
— Нет, — сказала Марина, — те он не собирается трогать.
— А здесь? — спросил я. — Здесь еще много?
— Примерно половина.
— Недурно, — сказал я. — Сколько же у него здесь художников?
Марина отвела в сторону свои синие глаза, думала.
— Пятеро, — сказала она.
— На цепи, — сказал я.
— Что?
— Ничего. Где мой револьвер? — спросил я.
— В ящике, — сказала Марина. — В письменном столе. У него. Все остальное здесь в шкафу.
«Без всего остального я как раз мог бы обойтись», — подумал я.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Марина.
«Смотря для чего», — подумал я, но потом подумал, что все равно это не имеет значения.
— Вам нужно переодеться, — сказала Марина. — Переодеться, привести себя в порядок, а я...
— А вы?
Марина смутилась.
— Пойду заниматься тем самым делом: упаковываться.
— Хорошо, — сказал я. — С остальным я постараюсь управиться сам. Только вот что: скажите мне номера палат Вишнякова, Тетерина, Торопова, кого там еще... Кто здесь?
Марина достала из кармана халата блокнот, написала в нем несколько цифр, отдала мне вырванный из блокнота листок.
— Ну, ни пуха, ни пера, — сказала Марина.
— Да нет, — сказал я. Покачал головой, — С Богом.
— С Богом, — сказала Марина и вышла.
Простучали по коридору ее тоненькие каблучки.
Овальное, небьющееся, видимо, из какого-то металлопластика зеркальце было на внутренней стороне дверцы шкафа — специально для шизиков, — однако свое лицо я в нем смог разглядеть, если бы не мешала борода. Никогда прежде не видел себя с бородой — сейчас подумал, что ничего, мог бы носить. Правда, она была немного темнее, чем волосы на висках. Бритва, помазок, мыло — все это тоже было на полочке на дверце. Я подумал: «сколько же времени я не брился?» Сейчас мне долго пришлось управляться с этой непривычно жесткой порослью. Мой светло-серый костюм был в порядке, однако, когда я снял с плечиков свой пиджак, он оказался подозрительно тяжелым. Сунув руку в один из боковых карманов, я обнаружил там пару холодных стальных наручников. Я расхохотался: так вот что входит теперь в современный туалет джентльмена.
Бритье, хоть я за последнее время и отвык от него, не заняло у меня много времени, только, на прощанье посмотрев на себя в «безопасное» зеркало, я увидел, что мой подбородок, пожалуй, светлее всего остального. Я вышел.