Кто-то осторожно спускался с чердака и к двери подошел почти неслышно. Людмила слышала частое, сдерживаемое дыханье запыхавшегося человека, а затем вдруг ощутила в руке движение ручки, которую старались повернуть с той стороны. И тотчас же это движение прекратилось. Он как будто почувствовал, что ручку держат изнутри и оставил ее...
"Сейчас уйдет", -- подумала Людмила, -- и, действительно, на лестнице зазвучали шаги...
Подождав немного, почти успокоившись, она повернула ключ и когда звук шагов уже едва доносился снизу до ее слуха -- открыла дверь. На освещенной площадке прямо перед дверью стоял Лунц. Людмила тихо вскрикнула и отшатнулась. Он приподнял цилиндр и поклонился с таким видом, словно ожидал, что она откроет дверь...
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Людмила тяжело дышала, ее губы дрожали. Лунц снова приподнял свой блестящий цилиндр.
-- Я ошибся этажом. Простите... -- сказал он, продолжая стоять на месте, не сводя с Людмилы глаз.
Девушка сделала движение, чтобы закрыть дверь. Лунц как будто спохватился и торопливо проговорил:
-- Мне нужно поговорить с вами. Это важно...
Но Людмила уже закрыла дверь и, повернув ключ, стояла, дрожа всем телом, Подождав немного, он сказал за дверью:
-- Придите завтра в Таврический сад... До трех часов...
Затем он стал спускаться...
Это было похоже на сон. Людмила долго не могла прийти в себя от страха и волнения... Ночь прошла в тревожном, лихорадочном полузабытьи. Людмила часто поднимала голову, прислушивалась, не идут ли по лестнице. Бледный свет петербургской весенней ночи, лившийся в окно, наполнял комнату мутным, неясным сумраком, сообщал таинственность каждому шороху, каждому звуку, доносившемуся с лестницы или со двора. Казалось, кто-то крадется к двери, кто-то ходит по комнатам, кто-то смотрит в окно большими, неспящими глазами...
Встала Людмила поздно, с головной болью. День был воскресный, ей не нужно было идти на службу. Лунц на это, по-видимому, рассчитывал, назначая ей свидание днем. Она, конечно, не пойдет. Все это дико, странно, бессмысленно. Она до сих пор не могла разобраться в этом ночном происшествии. Зачем он приходил? На что рассчитывал, стоя у двери? Если бы она случайно не открыла дверь -- неужели он простоял бы на площадке всю ночь?.. Что это -- безумие или настоящая любовь?..
В это утро она не получила от Лунца записки, была лишена обычной дозы любовного яда, к ежедневному приему которого привыкла в последний месяц. Она чувствовала упадок сил, скуку, раздражение. До часу дня, не признаваясь себе в этом, она ждала почтальона, вздрагивая каждый раз, когда за стеной ее комнаты, на лестнице, раздавались шаги. После часу ее охватило беспокойство. Она подумала: "Вдруг он опять придет и будет стоять за дверью!"... Она томилась, не находила себе места, не могла ничем заняться...
Мать, с тревогой следившая за ней, сказала:
-- Пошла бы погулять, Лила. Довольно, что по будням сидишь за работой...
-- Да, я пойду... -- упавшим голосом проговорила девушка...
С лихорадочной поспешностью она оделась и в два часа вышла из дому...
Ей все время казалось, что сзади идет Лунц, и она боялась оглянуться. "Это неприлично, я его совсем не знаю. Бог знает, на что он способен!" -- говорила она себе и ускоряла шаги, потому что время подходило к трем часам...
В саду она пошла медленней, обессилев от волнения, опьянев от солнца, воздуха, зелени. Она опустилась на скамью у канала и задумалась, глядя в бездонную глубину воды, где сияло опрокинутое небо. И вдруг она увидела приближавшегося к ней Лунца. Он издали поклонился ей и улыбнулся, как будто знал, что найдет ее именно на этом месте. Но ни в его улыбке, ни во взгляде, обращенном к ней, не было выражения торжества одержанной победы. Напротив, он казался немного сконфуженным, смущенным, даже робким, -- и это располагало к нему.
Подойдя к Людмиле, он снова поклонился, но протянуть руку, видимо, не смел. Он сел рядом с ней и просто, как старый знакомый, сказал:
-- Я ищу вас все утро. Сад большой -- это было нелегко...
Людмила молчала, потупившись, борясь со своим волнением, от которого она задыхалась. Лунц искал ее, был уверен, что она придет! О, значит, он плохо думает о ней. Пусть же он узнает, что она вовсе не из тех женщин, которые бегут по первому зову мужчин на свиданье!..
Людмила заставила себя поднять голову и взглянуть Лунцу прямо в лицо строгими, холодными глазами, а затем, с трудом преодолевая дрожь губ, сказала:
-- Я пришла только затем, чтобы просить вас... оставить меня в покое... Я не знаю вас, вы также не знаете меня. Вы преследуете меня, как уличную женщину. Мне это неприятно, обидно... вы оскорбляете меня...