— У меня совершенно не было денег, даже сменной одежды. К концу пребывания, я заработал их немного у дочери Федулова, но звонить всё равно побоялся. Меня здесь не было, а с матерью и сестрой они могли, что угодно сотворить, — приврал он. Я же не знал, что они уже арестованы. И уж тем более не догадывался, что меня здесь похоронили.
Дело было передано в суд. Мать Людмилы больше не скрывала от неё, что отец с братом и её дядя находятся в следственном изоляторе. Сообщила, когда их будут судить, но не сказала, за что. Она и сама этого толком не знала. Людмила расстроилась. Было горько осознавать, что её любимые папка и брат могут оказаться в тюрьме.
— Мама, неужели их осудят, и я не увижусь с ними? — плакала Людмила.
— Увидишься, доченька, мы вместе с тобой пойдём в суд. Заодно папа и Вася посмотрят, какая ты стала ладненькая после операции.
Задолго до начала суда в его здание начал стекаться народ. Пришли и Оксана с Иваном. Немного погодя, к Оксане подошёл Анатолий Пущин и поздоровался. Его под руку держала симпатичная молодая женщина. Она тоже поздоровалась с Оксаной. Соколова не поверила своим глазам. Перед ней стояла Светлана Веселова, ухоженная, похорошевшая, стройная. Она протянула Оксане два билета в оперу.
— Приходите послушать божественный голос моего мужа, — нежным голосом проворковала она.
— Буду рад петь для вас, — шутливо подхватил тот.
Оксана положила билеты в сумочку.
— Благодарю вас.
— Вы знаете, обратилась к ней Светлана, — а меня снова приняли в мой родной театр, и я уже работаю над ролью.
— Света, я рада за вас.
В коридор вошёл милиционер и попросил всех присутствующих отойти подальше. В зал под конвоем провели пятерых человек. Все молча проводили их взглядом.
Когда в зал суда разрешили войти родным, адвокатам, представителям обвинения, пострадавшим, там за металлической решёткой под охраной уже сидели подсудимые: Федулов Леонид, его сын Василий, брат Фёдор, Александр Пущин и Клара Фёдоровна. Людмила Егорова, с замиранием сердца, вошла последней. Она искала взглядом отца и брата. И вдруг увидела. Они смотрели на неё, ухватившись руками за металлические прутья решётки, и улыбались.
— Доченька, ты счастлива? — выкрикнул отец, глядя на неё, статную и похорошевшую.
— Да, папа, — ответила она и заплакала. Спасибо тебе, папа, и тебе, Вася, за всё.
— Не плачь! Мы тоже счастливы, — промолвил отец срывающимся голосом. Живи, моя радость! Будь счастлива, красавица моя! И прости за всё.
Он действительно был счастлив. Его сердце перестало болеть о дочери, появившейся на свет с врождённым дефектом ноги.
— Ах, если бы я мог честным трудом заработать деньги на операцию тебе, моё солнышко, — молча, сокрушался Леонид Яковлевич, — разве я пошёл бы на такое грязное дело? Когда я теперь смогу обнять тебя?
Оксана Соколова впервые увидела Людмилу в зале суда, маленькую, хрупкую. Она слышала весь трогательный разговор её с братом и отцом и больше не испытывала к ней ненависти. Она наклонилась к Ивану и спросила:
— Людмилу привлекут к ответственности за участие в твоём похищении?
— В деле, которое сегодня будет слушаться в суде, не фигурирует преступление, связанное с моим похищением, — ответил он. — Скажу честно, я намерен сделать всё, чтобы меня вновь признали живым без привлечения Егоровой, её отца и брата к ответственности. А признать меня живым должен будет суд.
— Я горжусь твоим решением, и сама хотела просить тебя об этом, — сжала она руку мужа в своих ладонях.
— Встать! Суд идёт! — послышалось в зале.