— Вы ловко действуете,— сказал я.— Но тем не менее уже выдали себя кое-чем.
— Не понимаю.
— Вы употребили слова «мистер» и «миссис», но даже не заглянули в телефонную книгу, чтобы посмотреть номер его телефона.
Мы все еще продолжали стоять друг против друга, рядом с телефоном.
— В самом деле? Неужели это так важно? Да будет вам известно, что мы оба участвуем в одном драматическом кружке.
— Вот как?
— Да. И собираемся составить драматическую труппу для постановки любительских спектаклей.
— Очень интересно.
Я вернулся к кушетке и сел на прежнее место. Телланд должен был приехать с минуты на минуту, и я очень волновался. Их будет нелегко одолеть.
Миссис Кеннон осталась у столика и внимательно наблюдала за мной. Мы молчали. И тишина в комнате была настолько напряженной, что прозвеневший звонок показался оглушительным, как взрыв бомбы.
Она повернулась и вышла в переднюю. Как только она исчезла за дверью, я протянул руку назад и включил магнитофон. Потом встал и пошел за ней. Остановившись в дверях, я наблюдал за тем, как она открыла дверь и впустила Телланда.
Мы с ним были приблизительно одного роста, но он, видимо, помоложе меня. И как красив, паршивец! Конечно, его физиономия не получила от жизни столько ударов, сколько моя во время игры в регби, но она тоже была достаточно мужественной. От его голубых глаз с сероватым отливом веяло холодом. Подбородок свидетельствовал о твердой воле. Короткие черные волосы немного вились. И, вероятно, девушкам не так легко было завоевать его благосклонность, слишком уж он уверен в себе.
— Заходите, мистер Телланд,— сказала она.
Я не видел, что сумела она ему сказать глазами, но внимательно следил за выражением его лица и старался понять, есть ли у него оружие или нет. Сделать это было довольно трудно — он был в спортивной куртке.
Телланд вошел в переднюю. Закрывая за собой дверь, он немного наклонил голову, всматриваясь в меня, и наконец спросил:
— С кем имею честь?
Но в тоне его чувствовалась фальшь — он отлично' знал, кто я.
— С инспектором радиотелевизионной компании,— ответил я, наблюдая, какое впечатление произведут на него мои слова.— Проверяю жалобы, поступившие из этой квартиры.
Надо признать, что самообладание у него было отменное, однако внезапный удар не мог не вызвать соответствующей реакции. Я увидел, как он вздрогнул, но сразу же овладел собой.
— Не понимаю,— сказал он, нахмурив брови.— Или это шутка? — Голос его прозвучал спокойно.
— Не имеет значения,— сказал я.— Вы уже ответили на этот вопрос, сами того не желая. Проходите в гостиную и садитесь. Я хочу вам предложить кое с чем ознакомиться.
Я отступил, давая ему пройти и наблюдая за тем, чтобы он не слишком ко мне приближался; он, со своей стороны, старался не поворачиваться ко мне спиной. Правда, все это происходило довольно учтиво и незаметно для постороннего глаза.
Никто не повышал голоса, но атмосфера была очень напряженной.
Я специально оставил письмо на маленьком столе. Мне нужно было, чтобы он прошел туда и сел около столика, а следовательно, и кушетки, за которой находился магнитофон.
Я показал рукой на письмо.
— Миссис Кеннон уже ознакомилась с содержанием этого письма. Но мне кажется, от ее внимания ускользнуло кое-что существенное. От вас оно, несомненно, не ускользнет. И вы поймете, что это не шутка.
— Вы что, издеваетесь надо мной?— сказал он со злостью.— Кто вы такой? И что вам от меня нужно?
— Прочтите же письмо, Телланд!— ответил я, снова показывая на стол.— Оно вам все объяснит.
Он небрежно пожал плечами, подошел к маленькому столику, взял письмо и сел на край кушетки. Миссис Кеннон с подчеркнутым безразличием закурила сигарету и села на подлокотник кресла. Ее губы кривились в презрительной усмешке. Когда Телланд кончил читать, она злобно взглянула в мою сторону.
Я находился достаточно далеко от них обоих и, не дожидаясь их реакции, бросил:
— Ознакомились? Вот и хорошо! Повторяю, это всего лишь копия. Вы и сами это отлично видите. Два других экземпляра находятся у моего друга. Оба подписаны мной. И если со мной что-нибудь случится, оба они отправятся к блюстителям закона — один в прокуратуру Хьюстона, а другой — в здешнюю. Они дадут нити к трем убийствам, и, надеюсь, юристы отлично распорядятся ими. А вы, в свою очередь, можете подсчитать, велики ли у вас шансы, чтобы избежать кары. Они хорошо знают, что я был сбит машиной Кеннона и что меня нашли под моим разбитым «бьюиком» со сломанной ногой; и если полиция получит мое письмо, она поверит, что я действительно был в соседней комнате, когда убивали Пурвиса,— ведь ни в одной из газет не говорилось о двух бутылках пива. Так что у вас нет никаких шансов спастись. Но если вы будете сговорчивыми, у вас не будет неприятностей. Все, что мне нужно,— это сто тысяч долларов, полученных по страховке. Вы, миссис Кеннон, не обеднеете — у вас останется достаточно средств. А к чему вам будут деньги, если вас приговорят к смерти?.. Итак, что будем делать?
Пока я говорил, к Телланду вернулось самообладание. И улыбка, с которой он смотрел на меня, мне совсем не понравилась.
— Неужели вы надеетесь на успех, высосав всю историю из пальца?
— Брось ломать комедию, дружок! — сказал я.— Я был в квартире Пурвиса, когда вы его убили. Вы что ж, добиваетесь, чтобы я показал это перед судом?
Он взял письмо и сделал вид, будто ищет что-то.
— Ага! Вот... Цитирую ваши слова: «Я находился в кухне, и меня нельзя было видеть из гостиной». По вашим собственным словам, Пурвис — человек, которого я совершенно не знал,— был убит в гостиной и человек, убивший Пурвиса, не мог вас видеть. Но вы тем не менее видели его. Каким же образом? При помощи каких-нибудь особых лучей?
— Я не говорил, что видел вас в тот момент, когда вы нанесли удар Пурвису. Я констатировал лишь тот факт, что находился в этот момент в соседней комнате. Но в тот момент в гостиной кроме Пурвиса и вас никого не было. Не сам же он раскроил себе череп?
— Итак, вы н е м о г л и в и д е т ь человека, убившего Пурвиса, а утверждаете, что это был я. Богатая у вас фантазия!
— Я видел вас перед тем, как вы ушли от него,— сказал я.
— Ага! Вы видели, как человек уходит? И он что, уходил, пятясь задом?
— Нет, не задом.
— Значит, вы видели его только со спины?
— Угу.
— И не видели его лица?
— Нет.
Меня начинала утомлять эта игра, но если он думал, что таким образом возьмет надо мной верх,— тем лучше.
— И у этого человека на спине было написано его имя?
— Хватит фиглярничать, мистер Телланд! Если уж вам очень хочется поиграть в эту игру, потерпите немного. Поиграете в нее с прокурором.
Телланд посмотрел на миссис Кеннон, развел руками и улыбнулся:
— Опрос свидетелей защитой окончен.
— Повторяю еще раз: хватит валять дурака! И ответьте мне на вопрос — хотите ли вы, чтобы этот документ попал в руки полиции, или нет? До сих пор у полиции нет никаких подозрений. Но когда они получат это письмо, все будет иначе. Они сразу возьмутся за вас. Они будут вас допрашивать отдельно и беспрерывно в течение позволенных тридцати восьми часов. И вам будет трудно вспомнить, что вы говорили, скажем, четырнадцать часов назад, и вам будет неизвестно, что в это время сказал другой. А потом вам объявят, что другой во всем сознался и показал против вас, чтобы спасти собственную шкуру. Можете попробовать, чтобы проверить, сколько времени вы выдержите такой допрос.
Он закурил и сказал, пожимая плечами:
— Если вы считаете, что показаниям жалкого шантажиста поверят больше, чем женщине, занимающей такое положение в обществе, как миссис Кеннон,— то попробуйте, рискните!
— Значит, вы не хотите разговаривать серьезно?
— В этом нет нужды. За такое сотканное из лжи обвинение она не заплатит вам ни гроша. И я советую вам убираться подобру-поздорову, пока не поздно.
Я повернулся к миссис Кеннон. Она все еще сидела на ручке кресла и курила. Заметив, что я смотрю на нее, она ответила мне твердым взглядом.
— Никогда еще не доводилось встречаться с такой безудержной фантазией.
Телланд сделал рукой повелительный жест.
— А теперь убирайтесь!
— Это ваш окончательный ответ? — спросил я угрожающим тоном.