— Ничьи,— сказал Гроссман.— А точнее сказать — чьи угодно! Их целая куча, и все смазаны.
—- А как насчет ее портмоне? В рапорте Клинга говорится...
— То же самое. Ни одного приличного отпечатка. Денег в нем не оказалось, вы знаете. Мне кажется, что тот, кто убил, заодно и обокрал ее.
— Ммм-да,— сказал Мейер.— Это все?
— Все. Разочарованы?
— Я надеялся, что у вас будет побольше интересного!
— Сожалею, но это все.
— Ну ладно...
Гроссман помолчал немного, потом спросил:
— Мейер, как вы думаете, смерть Кареллы связана с этим делом?
— Не знаю,— ответил Мейер.
— Я любил этого парня,— сказал Гроссман и повесил трубку.
Гарви Сэдлер был Тинкиным адвокатом и старшим партнером юридической фирмы «Сэдлер, Макинтайр и Брукс», офис которой находился на Фишер-стрит. Мейер приехал туда без десяти двенадцать, когда Сэдлер собирался отправиться в спортклуб. Мейер сообщил адвокату, что он собирается выяснить, оставила ли Тинка завещание, и Сэдлер ответил утвердительно. Если Мейер согласен проводить его в клуб, то они могут все обсудить по дороге. Мейер согласился, и они оба спустились вниз, чтобы взять такси.
Сэдлеру было сорок пять лет. Это был мужчина плотного сложения, с резкими чертами лица. Он рассказал Мейеру, что играл левым нападающим в команде Дартмура в 1940-м, как раз перед призывом в армию. Он и сегодня старается сохранять форму, поэтому и играет в спортклубе два раза в неделю, по понедельникам и четвергам. Но даже это, конечно, не может полностью компенсировать то, что он вынужден по восемь часов в день просиживать за письменным столом.
Мейер немедленно усмотрел в этой фразе выпад в свой адрес. Он стал в последнее время чрезвычайно чувствителен ко всему, что касалось его избыточного веса. Это произошло несколько недель назад, когда он случайно узнал, что его четырнадцатилетний сын Алан называет отца «Старый крыска». Несложная детективная вылазка позволила установить, что это был всего лишь сокращенный школьный вариант выражения «Старый хорек в банке», которое, видимо, служило для выражения снисходительно-небрежной привязанности к кому угодно. Хотя лично Мейеру такого никогда раньше слышать не доводилось. Ему, конечно, хотелось задать мальчишке хорошую трепку, хотя бы только для того, чтобы показать ему, кто, собственно, в доме хозяин, но его собственная жена Сарра выразила полное согласие с маленьким паршивцем.
«Ты действительно стал полнеть,— сказала она.— Тебе следовало бы начать посещать гимнастический зал управления, а то ты уж чересчур...»
Мейер, все детство которого прошло в насмешках и преследованиях со стороны окружающих, никак не мог ожидать, что его станут так поносить и в собственном доме.
И теперь он только кисло посмотрел на Сэдлера, как на солдата из вражеского лагеря, однако вовремя подумал, не становится ли он параноиком, лысым, жирным, злобным параноиком.
Однако все эти кислые мысли моментально улетучились из головы Мейера, как только они с Сэдлером вошли в мужскую раздевалку клуба, наполненную именно такими запахами, какие и должны быть в таком месте. Этот специфический запах, этот аромат мужской дружбы, казалось, немедленно выветрил недоверчивость и подозрительность, так смущавшие Мейера.
Прислонившись спиной к шкафчику, он наблюдал за Сэдлером, натягивающим спортивные шорты, и слушал детали завещания.
— Тинка оставляет все своему бывшему мужу,— говорил Сэдлер.— Так она пожелала.
— И ничего дочери?
— Только на тот случай, если бы Деннис умер раньше Тинки. В этом случае все отошло бы ребенку.
— Саксу это было известно?
— Не имею понятия.
— Ему послали копию завещания?
-— Только не я.
— Сколько копий вы передали Тинке?
— Две. Оригинал хранится в нашем сейфе.
— Она сама просила у вас две копии?
— Нет. Но у нас так принято — посылать завещателю две копии любого документа. Некоторые клиенты предпочитают иметь одну копию дома, чтобы в случае нужды обратиться к ней, а другую — в своем собственном сейфе на депозите. По крайней мере, так нам подсказывает опыт.
— Мы очень тщательно обыскали комнату Тинки, но не нашли ни одной копии завещания.
— В таком случае она действительно отослала одну копию мужу. В этом нет ничего удивительного.
— Почему?
— Ну, они ведь были в очень хороших отношениях, знаете ли. И кроме того, он является, в сущности, единственным наследником. Мне кажется, Тинка хотела, чтобы он об этом знал.
— Ммм,— произнес Мейер.— Как велико наследство?
— Картина.
— Что вы имеете в виду?
— Картина Шагала.
— Картина.Шагала? Не понимаю!
— Тинка купила ее много лет назад, когда еще только начинала зарабатывать большие деньги в качестве манекенщицы высшего класса. Думаю, что стоимость ее около пятидесяти тысяч долларов на сегодня.
— Это значительная сумма.
— Да,— согласился Сэдлер.
Он покончил с шортами и теперь натягивал перчатку всем своим видом выражая нетерпение поскорее выйти в поле. Мейер вынужден был сделать вид, что ничего не замечает.
-- Ну, а все остальное? — спросил он.
-— Это оно и есть,-- ответил Сэдлер.
— Что «это»?
-- Картина Шагала и есть все состояние или, п0 крайней мере, самая существенная его часть. Остальное — обстановка, немного драгоценностей, одежду безделушки, в общем, ничего особенного.
— Дайте-ка сообразить, мистер Сэдлер! Насколько я понимаю, Тинка Сакс зарабатывала что-то около ста — ста пятидесяти тысяч долларов в год? А вы говорите, что на момент смерти она располагала лишь картиной стоимостью пятьдесят тысяч долларов.
— Именно так. Я ведь не был Тинкиным советников по денежным вопросам. Я был всего лишь ее адвокатов.
— Но в качестве этого адвоката вы, наверно^ просили определить ее состояние на момент составления завещания?
— Да, конечно,
— Ну и как она его определила?
— В точности так, как я вам только что сообщил.
— Когда это было, мистер Сэдлер?
— Завещание датировано 24 марта.
— Вы имеете в виду прошлый месяц этого-года?
— Именно.
— Не было ли у нее какой-то особой причины, вынудившей ее составить завещание именно в тот момент?
— Не имею ни малейшего представления.
— Я хочу сказать, может быть, ее мучило нездоров, или что-нибудь еще?
— Мне она казалась вполне здоровой.
— Не была ли она испуганной чем-либо? Не было у нее предчувствия, что с ней может что-то произойти.
— Нет, такого не было. Она казалась в состоянии какого-то напряжения, но вовсе не выглядела испуганной.
— В чем была причина напряжения?
— Не знаю.
— Вы не спрашивали?
— Не спрашивал. Она пришла ко мне, чтобы составить завещание. Я это сделал.
— Вы не оказывали ей каких-либо персональных услуг до того, как составили это завещание?
— Оказывал. У Тинки когда-то был дом в Мэвис-Каунти. Я оформлял для нее все необходимые бумаги, когда она захотела его продать.
— Когда это было?
— В октябре прошлого года.
— Сколько она выручила от продажи дома?
— Сорок две с половиной тысячи долларов.
— Была ли закладная на дом?
— Да. На ее погашение ушло пятнадцать тысяч. Остальное получила Тинка.
— Двадцать...— Мейер подсчитал в уме.—...семь с половиной тысяч долларов, так?
— Да.
— Наличными?
— Да.
— Где эти деньги, мистер Сэдлер?
— Это же самое я спросил и у нее, когда оформлял завещание. Меня беспокоил налог на наследство, а также вопрос о том, кто унаследует деньги, вырученные от продажи дома. Но она ответила, что истратила их на свои нужды.
— Она их потратила?
— Да.
Сэдлер помолчал.
— Мистер Мейер, я играю здесь только два раза в неделю и очень дорожу этим временем! Я надеялся...
— Пожалуйста, потерпите еще пару минут! Мне необходимо установить, что все-таки Тинка делала с деньгами, которые попадали ей в руки. Ведь вы утверждаете, что после ее смерти не осталось ни пенни.
— Я сообщил вам только то, что она сама мне рассказала. Я изложил все пункты завещания, как она распорядилась.
— Нельзя ли мне взглянуть на копию завещания, мистер Сэдлер?
— Разумеется, можно! Но она в моей конторе в сейфе, и я не собираюсь туда сегодня возвращаться. Если хотите, приезжайте завтра утром.