— Тедди,— сказал он.
— О? — изумилась она.— Ты все еще не забыл? Ну, это просто позор!
Она дунула на спичку, потом открыла коробочку и вынула из нее шприц для внутривенных вливаний и иглу. Вставила иглу в шприц, нажала на поршень, чтобы воздух вышел из цилиндрической стеклянной трубочки. Из той же самой картонной коробочки достала комочек гигроскопичной ваты и положила его в ложку с молочно-белой жидкостью. Она знала, что даже мельчайшие кусочки нерастворившегося порошка могут закупорить микроскопическое отверстие иглы, поэтому втягивала раствор в шприц, пользуясь ватой как фильтром. Закончив эту операцию, она улыбнулась и сказала:
— Ну вот, все готово для моей куколки!
— Я не хочу этого,— сказал Карелла.
— Ах, лапочка, пожалуйста, не обманывай меня,-произнесла она спокойно.— Я ведь хорошо знаю, как тебе этого хочется. Как зовут твою жену?
— Тедди.
— Тедди... Ну ладно, ладно.
Из картонной коробочки она вынула жгут, подошла к Карелле и, положив шприц на пол, стала перехватывать ему жгутом руку повыше локтя.
— Как зовут твою жену? — спросила она опять.
— Тедди.
— Ты хочешь э т о г о!
— Нет.
— О, это ведь очень приятно,— сказала она.-— Мы ведь уже приняли это сегодня утром, и эта штука превосходного качества. Разве ты не мечтаешь поскорее получить это опять?.. Так как зовут твою жену?
— Тедди.
— У нее такие же грудки, как у меня?
Карелла не ответил.
— О, это тебя не интересует, правда? Тебя теперь интересует только то, что у меня здесь, в шприце, разве не так?
— Нет.
— Ну, это первоклассный героин, беби! Без всяких там штучек-дрючек. Все самого-самого первого сорта! Хотя теперь я уж и не знаю, как это мы будем устраиваться, ведь у нас уже нет больше нашей милой лапочки.
Конечно, ему не следовало ее убивать. Абсолютно ни к чему это было...
— Зачем же он это сделал?
— Здесь я задаю вопросы! Ты еще помнишь, как зовут твою жену?
— Да-
— И как же?
— Тедди.
— Ну, тогда я, пожалуй, пойду. Я ведь и для себя это могу оставить.
Она подобрала с пола шприц.
— Так мне уйти?
— Делай, что хочешь.
— Коли уж я отсюда уйду, то не вернусь раньше завтрашнего утра. Это будет очень длинная ночь, беби! Ты думаешь, тебе без укола удастся спокойно провести ночь?
Она помолчала.
— Так хочешь или нет?
— Оставь меня в покое.
— Нет-нет-нет. Мы никак не можем оставить тебя в покое. И немного погодя, беби, ты все равно расскажешь, как нашел нас. И сделаешь это потому, что не захочешь валяться в собственной блевотине. Ну, а теперь говори, как зовут твою жену?
— Тедди.
— Нет!
— Да. Ее зовут Тедди.
— Интересно, как же я могу дать тебе это, если у тебя такая хорошая память?
— Вот и не давай.
— О’кей,— сказала девушка и пошла к двери.— Доброй ночи, куколка. Приду к тебе утром.
— Погоди.
— Да? — она обернулась. Лицо ее ничего не выражало.
— Ты забыла про жгут.
— Действительно,— согласилась она, подошла к нему и сняла жгут с руки.
— Ну, давай, отказывайся! Посмотрим, надолго ли тебя хватит. Завтра утром, когда я приду, ты будешь кататься по полу и выть.
Она небрежно поцеловала его в лоб и притворно вздохнула.
— Ах! Ну почему ты вынуждаешь меня быть с тобой такой суровой?
Она пошла обратно к двери, складывая жгут, шприц и вату назад в коробку из картона. Сложила все снова на поднос и сказала:
—- Ну, доброй ночи, беби!
А потом вышла, заперев за собой дверь.
Сержант Тони Крайслер ответил на вызов Мейера только в девять утра в понедельник.
— Лос-Анджелесская полиция. Ну и задали вы мне работу на целый день,— сказал он,— Довольно противно было раскапывать эти столетней давности дела.
— Нашли что-нибудь? — спросил Мейер.
— Сказать по правде» если бы вы работали не по делу об убийстве, я давно бы все это бросил к чертовой матери.
— И все-таки нашли вы что-нибудь для меня? спросил Мейер терпеливо.
— У меня есть данные двенадцати, а то и тринадцатилетней давности. Вы на самом деле думаете... что имеется какая-то связь?
— Это все, чем мы располагаем,— ответил Мейер- -
Мы просто решили использовать все возможные шансы.
К тому же вам ведь не приходится самому оплачивать все телефонные разговоры,— захохотал Крейслер.
— Попали в точку! - сказал Мейер, от души желая, чтобы Крейслер когда-нибудь был вынужден сам оплачивать свои служебные телефонные разговоры.
— Ну ладно,— сказал Крейслер, нахохотавшись.— В общем, вы оказались правы насчет того ареста! Мы их замели за, нарушение раздела 11500 Положения об охране здоровья и безопасности граждан. Только тогда эту девицу звали иначе. У нас она зарегистрирована как Тина Карин Грейди. Думаете, зто ваша Сакс?
— Вероятно, это было ’ ее девичье имя,— сказал Мейер.
— Я тоже так думаю. Мы их накрыли в одной квартире в Северном Голливуде. У них с собой было 25 ампул героина, в каждой — чуть больше одной восьмой унции. Вообще, у нас количество наркотика не имеет .значения. Любая доза, которая поддается анализу и может быть представлена в суд как вещественное доказательство. У вас-то, кажется, иначе?
— Да, у нас не так,— сказал Мейер.
— Во всяком случае, этот парень был весь в шрамах.
Видно, занимался этим очень давно. Девочка Грейди была молода и очаровательна. Совершенно непонятно, что у нее могло быть с ним общего. Она заявила, что не знала, что он наркоман, что он просто пригласил ее в эту квартиру, напоил, а потом насильно ввел ей дозу наркотика. Других знаков у нее на теле не было. Только этот, единственный, у самого локтя.
— Минуточку,— сказал Мейер.
— Да, в чем дело?
— Девушка сама заявила, что он насильно ввел ей наркотик?
— Да. Сказала, что он напоил ее предварительно.
-— Значит, это не он отвел от нее обвинение?
— Что ты хочешь сказать?
— Этот человек не принял на себя всю вину? Не сказал, что сам насильно ввел ей наркотик?
Крейслер снова захохотал.
— Где это ты видел наркомана, который взял бы на себя такое? Ты что, шутишь?
— Она сказала своему врачу, что этот человек поступил именно так.
— Совершеннейшая ложь! — сказал Крейслер. Она только одна и говорила на следствии, убеждала потом судью, что она невиновна. И получила условный приговор. Его же осудили и отправили в Соледад, там он и отбыл весь назначенный срок.
— Так почему же она все время посылала ему деньги? Не потому, что была перед ним в долгу, а потому, что чувствовала себя чертовски виноватой?
— Но она и не заслуживала осуждения,— сказал Крейслер.— В конце концов, черт возьми, ей было всего лить девятнадцать! И откуда мы можем знать, может, он и в самом деле ввел ей дозу наркотика насильно?
— Сомневаюсь. Она с семнадцати лет постоянно нюхала порошок, а потом делала и инъекции.
— Фью-ююю! Ну, мы-то этого не знали!
— Как звали того парня? — спросил Мейер.
— Фриц Шмидт.
— Фриц? Это что, прозвище?
— Нет, полное имя. Фриц Шмидт.
— Что вам о нем известно?
— Был приговорен к четырем годам. При освобождении получил справку о полном излечении. Больше мы о нем ничего не слышали.
— Не знаете, он все еще в Калифорнии?
— Не могу сказать!
— О’кей! Большое спасибо,— сказал Мейер.
— Не за что,— ответил Крейслер и повесил трубку.
Ни в одном из справочников Фриц Шмидт не числился. Но, судя, по записям доктора Леви, Тинкин друг прибыл сюда только в сентябре. Уже не надеясь на положительный ответ, Мейер набрал все же телефон Службы информации, представился как штатный детектив и спросил у девушки-телефонистки, нет ли у нее сведений о Фрице Шмидте, в самых последних списках.
Две минуты спустя Мейер и Клинг, пристегивая к поясу пистолетные кобуры, выбежали из управления.
Девушка вернулась в комнату, когда совсем стемнело. Она была полностью одета, в руке был пистолет. Тихо прикрыла за собой дверь, но включать свет не стала. Несколько минут она смотрела на Кареллу, лежавшего на полу в отблесках неонового света, пробивающегося сквозь шторы. Потом сказала: