За ней стояли вавилоняне. Тирелла проверили какими-то приборами, решили, что он не опасен, и повели через сад. Фонарики выхватывали из темноты купы деревьев, цветущие кусты, глубокие пустые лужайки. Кроны высоких клёнов сходились над головой. Неподалёку сонно журчал ручей. Тропинка уперлась в белую стену особняка. Внутрь вела ещё одна узкая дверь.
— Много у нас сегодня гостей, — приветствовал его Гириг. — Что-то стряслось?
— Стряслось, — ответил священник. Гириг был его добрым знакомым. Тирелл рассчитывал на помощь.
— Ага. — Гириг сложил руки на круглом животе. — А ты уверен, что это надо немедленно сообщить Немо? Вот прямо сейчас?
— Главе государства не вредно узнать, что его первый министр — людоед, — сказал Тирелл.
— А, Джимми Кросс. Знаю… Немо ещё не знает, а я так да… Слухи уже расползлись. Кросс, между прочим, здесь. И трибун тоже здесь. Все трое грилят у пруда… Послушай, Рональд — это безнадёжно.
— Любая проблема покажется безнадёжной, Эли, если её не решать. Пожалуйста, проведи меня к твоему шефу.
— Мой шеф — военный атташе Вавилона, и он чётко дал мне понять, что не стоит раздражать местных гуманистическими упрёками в нашем стиле. Джон Конгрэйв — отличный парень и очень добрый по-своему человек, но он дитя своей проклятой планеты. Эту планету надо плавно, бережно и с умом подводить к мысли об отмене рабства. Это не значит капать усталому человеку на мозги. Это значит долго и нудно работать.
— Это не работа, — сказал Тирелл. — Это не так называется.
Гириг фыркнул.
— Это не работа, — повторил Тирелл. — А разговоры. Слова. Проблема решается, когда её решают. Помнишь, как пару лет назад на Патрию было повадились педофилы? Проблема вавилонского секс-туризма тоже казалась сложной, а потом Айрон Иден повесил полсотни любителей малолетних рабынь прямо в космопорту Маргариты. С Идена стали брать пример, и масштаб проблемы тут же усох.
— Ты собираешься повесить Кросса? В одиночку? — Гириг развеселился. — Хочу на это посмотреть. Тебе верёвку дать?
— Вешать таких людей — не мой долг. Я собираюсь говорить. Если по-вашему, работать. Без крика и без истерик, с умом.
— Без крика? Рональд, ты осторожен и тактичен, как отбойный молоток, и это в данном случае опасно. Для тебя. Кросс, между прочим, друг и соратник Немо.
— Позвони Немо, — сказал Тирелл. — Просто позвони и спроси. Может быть, он отыщет для меня пару минут.
— Рональд, ты знаешь, сколько он работает? Это его первый свободный вечер за месяц. Тебе ж положено любить ближнего. Или ты себе ближних сам выбираешь?
Тирелл вымученно улыбнулся.
— Эли, — сказал он. — Ближний ты мой, прошу тебя, позвони нашему ближнему, диктатору Патрии. Наши ближние, Эли, скармливают друг друга рыбам, и с этим надо что-то делать. Я отсюда не уйду. Тебе придётся либо насильно выдворить меня вон, либо нажать наконец эту чёртову кнопку.
— Ладно, — произнёс Гириг. — Чёрт с тобой.
Он взял со стола хэнди.
— Гириг, сэр… Да. Капитан, сюда пришёл вавилонский священник. Он хочет поговорить с Вами о людоедах… Да, сэр, вавилонский священник, его зовут Рональд Тирелл. Он христианин… Вы уверены?.. Я так не думаю, сэр. Нет, это не срочно… Окей, капитан.
Гириг отключил связь.
— Немо примет тебя, — сказал он.
Дом казался пустым, как череда пещер в холмах. Меж редкими светильниками в нишах покоились бронзовые лики. Иногда в дверных проёмах скользили тени, но архитектура приглушала звук, и Тирелл едва слышал шаги и голоса. Пустота особняка казалась странной, но что было не странно в связи с Джонни Немо, лордом Сото?
— Отчего здесь так пусто? — спросил Тирелл.
Патрианец не ответил. Он шёл впереди, не обращая внимания на чужака. Возможно, он принадлежал к тем немалочисленным патрианцам, что не считали темнокожих за людей. Тирелл с его фантастически смешанной кровью попадал в категорию недочеловеков.
— Среди приличных людей принято давать друг другу ответ на вежливый вопрос, — сказал он.
Охранник не отреагировал. Он был немолод и некрасив, с бесцветными маленькими глазами и выправкой, которая давно вошла в плоть и кровь. Этот человек был ветераном ещё предыдущей гражданской войны. Такие патрианцы плохо поддавались на провокации. Их нельзя было устыдить словами, потому что они знали цену словам.
Где-то в этом доме находились жена диктатора, двое его сыновей и дочь. Тирелл слышал о них немало сплетен и теперь обнаружил, что разочарован — он бессознательно рассчитывал увидеть всю семью и, может быть, даже поговорить с ней. Весь город знал, что Лора Конгрэйв была на седьмом месяце беременности. Она носила под сердцем вторую девочку, и Немо собирался официально праздновать рождение ребёнка. По-видимому, он был хорошим отцом.