Глава семнадцатая
Торби по прозвищу "Трус"
"Когда мы услышали шум, то я окончательно понял, что нас подслушали. Я постарался незаметно исчезнуть, побежал к капитану Бару и все выложил о намерениях Ирта. Позднее я одумался. Зная характер Ирта, испугался возмездия за предательство и решил сбежать на маленькой лодке. С остервенением, почти до темноты греб, пока не понял, что чем дальше отплываю от берега, тем больше становилось шансов погибнуть в морской пучине. Такая перспектива меня мало устраивала, и я повернул обратно, подумав, что как-нибудь выкручусь. Вскоре обнаружил, что совершенно потерял ориентировку и заблудился. Повернул лодку в левую сторону, затем в правую. Вконец запутавшись, понял, что меня ожидает скорый конец: теперь наверняка погибну от голода или жажды. Хотя кое-какая еда в лодке была, однако ее хватило ненадолго. Затем я начал кричать. Тщетно! Разумеется, меня никто не услышал, тем более, что берега не было видно. Кругом, куда ни брось взор, простиралась величавая гладь океана. Снова попробовал плыть наугад. На этот раз мне повезло и я увидел на горизонте чуть заметную снеговую шапку высокой горы. Обрадовавшись, поплыл в том направлении. Плыл долго. Оказывается, море скрадывает расстояния. Берег был значительно дальше, чем я предполагал. Вконец измученный морским путешествием, я добрался до кромки прибоя. Бросил лодку, пешком дошел до берега. Местность была абсолютно незнакомой. Несколько дней брел по зарослям, пытаясь найти свое селение, пока не обнаружил кем-то покинутое становище. Похоже, здесь некогда обитали разумные существа. Убогие круглые хижины от времени и дождей почти развалились. Вдоволь побродив вокруг, забрался в одно из строений и крепко заснул. Очнулся в темной пещере, еле освещенной отблесками пламени небольшого костра. Руки и ноги были связаны. Вокруг огня сидели полуголые, с длинными гривами спутанных волос темнокожие женщины. Рядом ползал маленький ребенок. Он подобрал с пола травинку и с детской непосредственностью пытался ее засунуть в мой нос. Не выдержав щекотки, я громко чихнул. Все вскочили со своих мест, выволокли меня на свет, сорвали одежду. Долго ходили вокруг, приглядывались, щелкали языками, отчаянно жестикулируя, что-то друг другу доказывали, яростно сверкая белками аспидно-черных глаз. Среди присутствующих выделялась безобразно толстая свирепая старуха, с телом, сплошь испещренным многочисленными рисунками. Не проявляя ко мне особого интереса, она молча сидела на камне возле самого пламени, лишь искоса на меня поглядывая, - так что по телу пробегали мурашки. Вдруг, не говоря ни слова, она поднялась, взяла барабан и изо всех сил застучала по нему. Под сводами пещеры раздались звуки неистового ритма. Старуха призывно взмахнула рукой, и вокруг костра в диком танце замелькали, закружились извивающиеся женские тела. Неожиданно все смолкло. По знаку старухи мне развязали руки. Стесняясь своей наготы, я инстинктивно прикрыл руками низ живота, тем более что на меня уставились десятки любопытных глаз. Одна из женщин поднесла скорлупу большого, наполненного какой-то жидкостью ореха. Я залпом осушил содержимое, так как давно хотел пить. Сразу почувствовал, как внутренности занялись жгучим пламенем. Кровь бешено застучала в висках. Почувствовал необычайную веселость, необыкновенную уверенность в своих силах и возможностях. Никогда не знавший женщин, я изловчился, схватил ближнюю девушку и бросил ее на охапку соломы. Когда все было кончено, загремел барабан, и подо мной оказалась другая девушка, затем третья, пока я не выбился из сил. Едва я пришел в себя, как мне поднесли скорлупу ореха, Жидкость быстро восстановила мои силы. Одна женщина сменяла другую. Несколько раз я в изнеможении падал, пока полностью не потерял сознания. Не знаю, сколько времени я был без чувств, но проснулся утром совсем разбитый. Страшно болела голова, кости ныли, меня тошнило. С трудом поднялся и выбрался из пещеры. Светило стояло высоко: стало быть, середина дня. Неуверенными шагами, покачиваясь, двинулся вниз к темнеющему неподалеку озеру. Бросился в воду. Долго плавал и плескался в его прохладной воде. Отсюда хорошо был виден склон горы с зияющими провалами входов в пещеры. Вокруг сновали женщины: ни одного мужчины не видно! Не слышно и детей. Правда, одного ребенка я видел ночью. Но почему только одного? Выбравшись из воды, я поднялся к знакомой пещере. Нашел свою одежду, брошенную в углу, с трудом натянул на голое тело. Похоже, что мной никто не интересовался, но когда я попытался уйти, меня сразу схватили и затащили обратно. Из груды лежавших на полу плодов выбрал один, надкусил, но есть не смог. Положил обратно и, устроившись на травяной подстилке, опять заснул. Ночью растолкали. При свете костра снова увидел вчерашнюю компанию и злобную старуху. Та снова забила в свой барабан, мне попытались поднести орех. Я, оттолкнув протянутую руку, хотел убежать. Не тут-то было. Они схватили меня и силой заставили выпить вчерашний напиток. Сколько у меня было женщин в ту ночь, я даже не помню. Так каждый вечер начиналась и всю ночь продолжалась эта нечеловеческая пытка. Силы быстро истощались. Я очень похудел и быстро превратился в скелет. Не было сил даже подняться, не говоря о том, чтобы помыться и привести себя в порядок. Оброс и одичал. Я лежал, забившись в угол, со страхом и содроганием ожидая ночи. Женщины стали хуже относиться ко мне. Если вначале пытались подкормить, то теперь отбирали последний кусок, и так не лезший в горло. Тем не менее меня продолжали использовать как производителя. Естественно, так дальше продолжаться не могло, и я попытался бежать. Меня быстро поймали. С тех пор за каждым моим шагом следили и о бегстве нечего было и думать. Кроме единственной малютки и ее матери, со мной никто не общался. Надо сказать, что женщины пользовались только жестами, будто немые. Я ни разу не слышал живого человеческого голоса. Девочка постоянно около меня возилась. Дабы не забыть родную речь, я попытался научить ребенка говорить. Ее мать это увидела и отняла у меня малышку. Та так истошно плакала и вопила, что пришлось уступить, и девочка обычно играла рядом. Мать малютки хотела жестами что-то мне втолковать. Я, естественно, не понимал, переспрашивал, пока в отчаянии она не зажала мне рот. С тех пор я тоже замолчал. Однако стал приглядываться и вскоре научился почти все понимать по их жестикуляции. Как правило, по утрам большинство женщин покидало пещеру. Оставалась лишь старуха, моя охрана, да мать с девочкой. Однажды, когда стражницы и старуха дремали, мать малютки, продолжавшая поддерживать со мной дружеские отношения, жестами стала посвящать меня в тайну их рода. Только гораздо позже я узнал причину такого откровения...
Когда-то племя Конхиеди - певучих - являлось самым могущественным на этом континенте. Племя процветало. Мужчины были искусными охотниками, женщины веселыми певуньями. Ничто не предвещало беды. Однажды в сезон дождей вместе с молнией на планету опустился огромный огненный шар. Тогда еще никто не знал, что он принесет племени, но это было началом конца. В горах что-то долго гремело и грохотало. Наши люди не любили гор. Там трудно охотиться, там живет смерть --ползучая и скользкая. Племя никогда не нуждалось в пище. На равнине в изобилии водились животные, росло множество плодовых деревьев. Вожди племени покидали этот мир глубокими стариками. У погребального костра последнего вождя Эхта стоял его сын Эхтон. Он был самым молодым и самым красивым из всех вождей со времен существования нашего племени. Их изображения есть в пещере предков. Эхтон был прекрасен, как светило. Его черная кожа блестела. Его большие черные глаза с длинными ресницами метали молнии. Темяые локоны вьющихся волос легко касались мощных плеч. Светлый пушок над верхней губой подчеркивал тонкий рисунок рта. Взметнувшиеся вверх концы горделиво изогнутых бровей изящно завершали его портрет. Несмотря на юность, Эхтон в совершенстве владел всеми видами оружия, умел играть на любых музыкальных инструментах, когда он пел, все вокруг замирало. Женщины от мала до велика буквально грезили им. Старики уважали за ум и смекалку. Не было охоты, где ему не сопутствовала бы удача. Всегда и всюду он был первым. Самые лучшие красавицы племени с трепетом ждали его вхождения в пору зрелости. И вот этот день настал. Три дня и три ночи Эхтон не выходил из пещеры предков, где по обычаю с него делали рисунок в галерее вождей. Там должен был начаться всеобщий праздник. Там он должен был выбрать себе жену. Обряд посвящения в пору зрелости обязывал Эхтона последнюю ночь провести в пещере наедине с духами предков. В ту ночь никто не спал. Женщины готовились ритуалу. Умащивали себя душистыми маслами, украшали головы живыми цветами и птичьими перьями. Мужчины разделывали туши для пиршества. Уже под утро Эхтон присел на камень перед собственным изображением и задумался. Сквозь легкий сон он ощутил, как чьи-то тонкие трепетные ладони из-за спины легли на его обнаженные мускулистые плечи. Открыв глаза, Эхтон с недоумением уставился на белоснежные с голубыми прожилками кисти, белевшие на его темной коже. ; Юноша замер, сердце отчаянно застучало: неужели духи посетили его? Но почему они такие белые, почти прозрачные, как тот дым, который окутывает костер усопшего? Из-за спины раздался легкий смешок, и ладони... исчезли с плеч. Эхтон резко вскочил с места и обернулся, - за спиной никого не было... никого и ничего. Снова раздался смех, мелодичный, как звон колокольчика. Эхтон повернулся на звук и обомлел. У стены рядом с его изображением в легком белом одеянии стоял призрак девушки. Бело-голубая кожа, длинные, ниже колен, серебристые волосы переливались при свете факелов. Огромные синие глаза лукаво поблескивали из-под тонких бровей, взметнувшихся ко лбу, будто крылья взлетающей птицы. Крохотные алые лепестки губ еле заметно улыбались. Нервно вздрагивали ноздри маленького носа. Эхтон не двигался. Он ждал, ждал, что видение исчезнет. Но оно шагнуло вперед. Закрепленный на стене факел сделал ее одежду совсем прозрачной, и юноше показалось, что ему навстречу движется обнаженное хрупкое женское тело. Трепетно вздрагивали вытянутые руки. Эхтон прикрыл ресницы, думая, что наваждение растает. Но две прохладных ладони коснулись его ли-' ца, пробежали по щекам и, уставшие, замерли на шее. И видение заглянуло в глаза гоноши. Сама вечность была в этом взгляде. Была и осталась, навсегда осталась в глазах молодого вождя. Теперь он знал, знал наверняка, что никогда, до самого последнего мгновения жизни, до самой смерти не забудет этого взгляда. Внутри похолодело. И сердце вспыхнуло пламенем, пламенем любви всепоглощающей страсти. Кисти медленно соскользнули с плеч, переместились в его ладонь. Он крепко сжал их, послышался легкий стон, пальцы разжались, и ладони легко выпорхнули на свободу. Очаровательное видение указало ему на камень, где он сидел. Юноша беспрекословно подчинился. Призрак подошел к стене, где было изображение Эхтона, встал рядом, плотно прижался спиной к скале. По контуру его одежды, лица, тела забегали цветные искорки. И через мгновение, отделившись от стены, видение оставило на ней свое изображение в виде выпуклого барельефа. На фоне портретов вождей и Эхтона копия призрака казалась буквально живой. Юноша переводил взгляд от оригинала на изображение и не мог, почти не мог отличить их друг от друга. Затем девушка-призрак приблизилась к нему и протянула небольшой серебристый диск на тонкой, похожей на ее волосы, серебристой нити. Эхтон надел его себе на шею. Глаза призрака блеснули, и он растаял в воздухе. Эхтон заметался по пещере, разыскивая исчезнувшее видение. Никого! Никаких следов. Только на стене рядом с его изображением одухотворенно, словно из плоти и крови, призывно улыбалось лицо незнакомки. Эхтон выбежал из пещеры. Рассветало. Приближалась праздничная процессия. Все были потрясены барельефом на скале и долго стояли, не в силах двинуться с места и оторвать от него глаз. Люди смотрели на Эхтона с благоговением и страхом, - боги простерли над ним свою руку. Когда по-старинному обычаю старики предложили Эхтону самую красивую девушку, он отрицательно замотал головой и сказал: - Боги уже выбрали мне невесту. Ее лицо рядом с моим изображением на стене. Оставьте меня. После этих слов праздник быстро угас. Люди разошлись по своим жилищам. Только отвергнутая избранница, первая красавица Мехина долго плакала у озера, пока силой ее не увели подруги. С этого дня Эхтон заболел: перестал есть, худел, таял прямо на глазах, все время проводил в пещере предков, не сводя глаз с застывшего в камне изваяния. Вскоре начался сезон дождей. В одну из тех страшных ночей, когда безумные сполохи молний разрывали небо, когда громовые раскаты, казалось, разрывали его на куски, когда водяные потоки хлынули из его разверзшегося чрева, в пещеру вошла насквозь промокшая Мехина. Вошла и встала за спиной Эхтона. Не поворачивая голову, тот глухо произнес: - Уходи... Тебе здесь нечего делать. Мое сердце и моя жизнь принадлежат другой. На следующее утро, когда ливень немного утих, тело Ме-хины выловили в озере неподалеку от селения. Тогда старики вошли в пещеру предков и увидели распростертого на полу Эхтона. Он лежал лицом вниз, вытянув руки к барельефу: вождь был без сознания и очень истощен. Его осторожно перенесли в хижину, в скорбном молчании окружили ложе. Эхтон умирал. Пламя факела трепетало от яростных порывов ветра, струйки дождя хлестали по крыше, зигзаги молний метались по почерневшему от горя небу. Неожиданно удар грома сотряс ближайшие горы, казалось, почва расступилась, и у постели умирающего появился женский силуэт в белом одеянии. Все в ужасе бросились наружу. С тех пор до окончания сезона дождей никто не решился войти в жилище Эхтона. Когда тучи рассеялись и небо прояснилось, трое самых почтенных старцев посетили хижину вождя, чтобы поклониться его праху и отнести на погребальный костер. Эхтона там не оказалось. А из пещеры предков слышались звуки незнакомой мелодии. Старики заглянули внутрь и в страхе попятились. Эхтон был жив и здоров, рядом с ним стояла девушка, та самая девушка, изображение которой красовалось на стене рядом с портретом Эхтона. - Это Ифея, моя избранница. Она не может жить среди нас, а я... я не могу жить без нее. Я ухожу с ней. Ухожу в горы. Ухожу навсегда. Вы вправе выбрать себе нового вождя. Меня не ищите, - сказал Эхтон и растаял в воздухе вместе с девушкой. Больше никто и никогда их не видел. Никто и никогда! Осталась только легенда, похожая на сказку, и изваяние прекрасной девушки с белым лицом и серебристыми волосами. После исчезновения Эхтона каждый мужчина, приходивший в пещеру и хоть раз взглянувший на портрет девушки, сразу уходил в горы на поиски бело-голубой красавицы и больше не возвращался. Что с ними происходило? Никто не знает! Да, наверное, и никогда не узнает. Настал день, когда в селениях не осталось ни одного мужчины. Старики поумирали, и женщины остались одни, совсем одни. Пришлось перебраться жить в пещеры. Хижины без крепких мужских рук пришли в негодность, а сезоны дождей окончательно их развалили. Последний умирающий старик велел сбить изображение девушки и всем выпить сока хтны. После этого у всех пропал голос и никто не смог передать легенду, погубившую их племя. Некоторое время назад старая Дхитна заметила, что одна из девушек пополнела, и у нее стал расти живот. Это была я... Когда родилась малютка, Дхитна выпытала у меня, что я была в заброшенном становище и там встретила мужчину, которого даже не сумела как следует рассмотреть, С тех пор старуха часто посылала женщин в становище на охоту за мужчинами. Без них наш род вымирал. Так -они нашли тебя, связали и притащили в пещеры. Теперь от тебя должны быть дети, много детей, среди них будут мальчики. Поэтому каждый ребенок должен выпить сока хтны, чтобы никто не мог говорить и рассказать эту легенду. Остальным женщинам, кто ее знает, под страхом смерти запрещено даже упоминать о судьбе Эхтона и белокожей девушки. Завтра моей малютке придется выпить сока хтны, и она замолчит, замолчит навеки. Я не хочу этого. Поэтому я все тебе рассказала. Ты должен помочь мне. Помочь бежать. Бежать в твое селение. Бежать к отцу ребенка.