– Там этот, мать его, вчерашний, ну, рыбак хренов, который сбежал. Половину клеток изломал, бегает по коридорам и лампочки бьет. Митрофаза с Лысым его гоняют.
– Так, понятно, – мрачно прогундосил Бугор. – Айда в кандейку вооружаться.
Он вытащил из кармана брюк гремучую связку ключей. Позвякивая, на ходу нашел нужный, остановился у дальней, пятой по счету стальной двери, и отпер её. Здесь на полках стеллажей вдоль стен лежали горы всякой одежды и обуви, сумки, мешки, рюкзаки и чемоданы. Стояли ящики и коробки с консервами, лежали разные инструменты и приспособления. Бугор вытащил из-под стеллажа металлический сундучок, откинул крышку. Освободил от полиэтиленовой обмотки обрез охотничьей двустволки и пистолет. Обрез протянул Садыку. Тот деловито откинул стволы, глянул сквозь них на лампочку. Бугор подал горсть патронов в красных пластиковых гильзах. Садык ссыпал их в карман спецовки, а два вставил сразу в обрез и защелкнул стволы на место. Бугор вытащил из пистолета обойму, убедился, что полная, и вставил обратно. Сунул оружие в карман.
– А мне? – напомнил о своем существовании Моряк.
– Рука в дерьме! – Бугор захлопнул сундучок, задвинул ударом тяжелого ботинка обратно под стеллаж. Мрачно оглядел Моряка. – А где твоя дубинка, козел?
Отступил на шаг, отвел ногу, намереваясь дать хорошего пинка. Моряк стрелой вылетел за двери, пинок не достиг цели.
Вовец бежал по коридору. Рюкзак прыгал на спине и брякал. На бегу Вовец и сам тоже подпрыгивал и бил молотком по стеклянным плафонам у потолка. Те рассыпались звонкими осколками, лампочки взрывались, и света в коридоре заметно убавлялось. Десятки обезумевших зверьков путались в ногах, метались по бетонным галереям, визжа, сцеплялись в мохнатые клубки, оставляя на бетонном полу клочья шерсти.
Сзади пыхтела погоня – два мужика. Один держал широкий и длинный мясницкий нож. Другой вертел на веревке трехлапую кошку, сваренную из железного арматурного прутка. Время от времени он швырял её вслед Вовцу и подсекал, сильно дергая на веревку. Но, к счастью, не добрасывал. Один раз, правда, попал по рюкзаку, но кошка отскочила, не зацепившись. Другой раз перелетела через плечо, и Вовец её просто перепрыгнул.
Они вбежали на адскую кухню, где по-прежнему булькал огромный котел, клубился пар и густой воздух напоминал распыленный бульон. Здесь Лысый, раскрутив как следует, запустил кошку особенно сильно и точно. При этом он отпустил веревку в свободный полет и продолжал бежать вдогонку.
Вовец как раз подпрыгнул и врезал молотком по очередному плафону, наклонив голову и втянув её в плечи, чтобы осколки стекла не попали в лицо и за шиворот. Кошка просвистела между ухом и поднятой правой рукой. Веревка легла на плечо. Он продолжал бежать, когда Лысый схватил веревку. Бандиту даже не пришлось дергать, он просто остановился, а Вовец продолжая движение вдоль веревки и тут же достиг конца с трехлапым якорьком. Он только успел чуть подбить его снизу, пытаясь перебросить через плечо за спину.
Загнутая, остро заточенная арматурина глубоко оцарапала внешнюю сторону кисти правой руки и врезалась под лямку рюкзака на плече, заодно пришпилив и спецовку. Рывок чуть не опрокинул Вовца на спину. Сзади раздался довольный раскатистый гогот.
Вовец, сам рыбак, только сейчас понял, что чувствует сазан или, скажем, щука, когда их начинают подтягивать на лесе и вываживать, то есть слегка отпускают и снова выбирают лесу, изматывая рыбу. Она стремится уйти, а её придерживают – вот, в сущности, и вся рыбацкая наука и хитрость. Поэтому умная рыба всегда бросается не на глубину, а, наоборот, к лодке. Натяжение лески ослабевает, и рыба иногда просто выплевывает блесну или крючок с насадкой. Если же это не получается, она, достигнув лодки, разворачивается и несется прочь с максимальной скоростью и мощным рывком рвет лесу.
Все это мелькнуло в подсознании в какие-то тысячные доли секунды, но Вовец неожиданно отпрыгнул назад. Лысый, не ожидавший такого финта, упиравшийся обеими ногами, чтобы удержать добычу, опрокинулся на спину. Вовец резко развернувшись вполоборота, швырнул молоток и попал Лысому в колено. Тот взвыл. Митрофаза, приседавший от хохота, наблюдая, как Вовец дергается на крючке, не успел даже выпрямиться.
А Вовец рванулся вперед, отставив руки за спину, и выскочил из лямок рюкзака и рукавов спецовки. Он пролетел мимо огромного булькающего котла и внезапно остановился. Шальная идея возникла в мозгу, словно вспышка, словно мгновенное озарение. Оттолкнувшись левой ногой, он изо всех сил ударил правой ступней в край котла. Гигантская емкость слегка накренилась. И Вовец тут же ударил ещё раз, собрав все силы. Котел, теряя равновесие, стал валиться в сторону бандитов и с грохотом опрокинулся. Вовец успел вскочить на деревянную скамью.
Кубометр кипятка, гремя костями, выплеснулся на пол. Мутная волна накрыла визжащего Лысого, который чуть ли не до последнего мгновения, лежа на спине, тер ушибленное колено. Митрофаза, бросив свой огромный нож, кинулся наутек от стремительно разбегающегося по бетонному полу бульона. Душное облако вонючего пара затянуло кухню. Истошно визжал ошпаренный Лысый, сразу позабывший о боли в коленке, о Вовце и вообще обо всем на свете. Зашипели нагревательные спирали. Ярко вспыхнула электрическая дуга, взорвавшись мириадами цветных брызг. Это замкнуло кабель. Одновременно погас свет и захлебнулся вопль Лысого, добитого электрическим разрядом.
Вовец стоял на скамье в полной темноте и его колотила крупная дрожь. Было слышно, как хлюпает бульон, втягиваясь в сливное отверстие в полу. Он прислушался: в коридорах тявкали и ссорились зверьки, журчала в стоке вода, шипели, остывая, спирали. Что ж, теперь банда знает, что он пришел. Надо действовать быстро, неожиданно и по возможности нетривиально. Надо работать на опережение, истреблять врага, пока он не очухался.
В левом руке штормовки лежал маленький фонарик. Вовец достал его. Нажал кнопочку. Маленькая линза бросила бледный пучок света ему под ноги. Он не боялся темноты. В кармане имелся блокнот с промерами коридоров и компас со светящимся лимбом и стрелкой. Выключив фонарик и отправив его на прежнее место, в рукав, Вовец снял с шеи капроновый шнур с пустыми ножнами. Теперь, когда ножа не стало, они были ни к чему, но жалко выбрасывать вещь, сделанную своими руками. Старался ведь, можно сказать, душу вкладывал. Он снял с грудной обвязки стальной карабин и привесил к петле с ножнами. Получился кистень. Ножны служили поперечным упором, не давая шнуру вырваться из руки. Его даже не надо было особо сжимать. Вовец махнул пару раз в темноте своим новым оружием, привыкая к нему. Полукилограммовый карабин старого производства, не то что нынешние титановые недомерки, со стонущим свистом рассекал воздух и рвался из руки. Все, теперь надо действовать.
Он не стал трогать намокший рюкзак, черт с ним. Все необходимое и так при себе. Вода с пола практически ушла, оставив тонкую пленку жира. Человеческого жира. Вовец осторожно, чтобы не оскальзываться, двинулся по коридору в обратном направлении. Он шел быстро, трогая время от времени левой рукой стену. В правой чуть на отлете висел готовый к бою альпинистский карабин. Вовец чутко прислушивался, пытаясь среди шума, создаваемого бегающими зверьками, не пропустить звуки, причиной которых мог быть враг. И он их услышал там, где и ожидал – в разделочной.
Митрофаза выбирал нож. При этом светил себе зажигалкой. Выбрав широкий, тяжелый, но несколько коротковатый тесак, он уселся на деревянную колоду и закурил. То ли ждал своих, то ли соображал, что делать дальше, то ли просто устроил перекур. В темноте тлел огонек сигареты, освещая красным тусклым светом лицо, когда Митрофаза затягивался.
Вовец двинулся на этот миниатюрный маячок стелющейся походкой киношных ниндзя: чуть приподняв ступню, плавно скользил ею над самым полом, потом переносил вес тела на эту ногу и таким же манером переставлял другую. У киногероев это получалось несравненно лучше. Такая походка оказалась весьма неудобной с непривычки, зато действительно не производила шума. Впрочем, шебуршащие мимо зверьки, скулящие и фыркающие, служили отличной звуковой маскировкой.