– Господин фельдмаршал, шпага – ваша орудие, коим Провидение карает врагов монархов.
И Суворов отвечал парадно, хотя и с ужимками, почихивая и пощелкивая пальцами:
– Надеюсь, государь, потратить не слишком много пороху для изгнания жакобенов из Италии и прошу Ваше величество дозволить мне назначить Вам свидание в будущем году во Франции. Полагаю надежду на Святителя Николая и волю Божию…
Волынские батальоны, эмигрантские войска, были с Суворовым и в Италии, и на Альпах. На Нови и на Требии, в пекле атаки, эмигранты кричали якобинским каре: «Сдавайтесь, несчастные!», но якобинцы встречали эмигрантов ожесточенным огнем.
В 1807 году, когда королю-скитальцу довелось быть снова в Митаве, у него уже не было войск: последние драгуны и гренадеры перешли в полки императора Наполеона.
Но герцогиня, похожая на черную птицу, и добродушный король умели ждать, и они дождались Парижа: митавский призрак стал французским королем. Потом они умерли. Потом были еще революции. Они тоже отгремели, и люди их умерли. А в Митаве, по странной судьбе, остались часы казненного Короля Людовика XVI, карманные золотые часы со стеклами. У них выпуклый циферблат, в эмали с обеих сторон, и на одной стороне – часы и минуты, а на другой – дни, месяцы, числа и фазы луны. Там же и надпись часового мастера: «Giroudal fils, a Spa».
Когда Людовик XVI 21 января 1793 года взошел на эшафот, эти часы были в кармане королевского камзола. Палач Сансон принял от короля часы, булавку и запонки голландской рубахи.
За двести луидоров часы казненного короля достались от палача принцу Рогану, от него перешли к гроссмейстеру Мальтийского ордена, оттуда – к кавалеру Хуссей, и от кавалера Хуссей – к российскому графу Викентию Рачинскому, командору Мальтийского ордена при гроссмейстерстве Павла I. А в 1863 году внук Рачинского передал королевские часы в Митавский музей.
Странный, тихий город в Курляндии, какие призраки и какие тайны роятся в его провинциальных закоулках и в тишине кладбищ. И какая странная встреча была там у меня – седая дама и с ней глухонемая девушка, точно обе слетели с забытых страниц Диккенса… Седая старина и глухонемое прошлое: давно разбиты пыльные стекла в Митавской усыпальнице аббата де Фирмона, а в музее под пылью сквозят тонкой позолотой замолкшие часы короля.