В это время, в возрасте сорока трех лет, умер коннетабль, оставив богатой вдове не только свои собственные богатства, но и бриллианты маршальши д’Анкр, которые король позволил ему изъять. Так что она недолго оставалась непристроенной. Через полтора года она вторым браком вышла замуж за второго из четырех братьев де Гизов, самого красивого из них, Клода Лотарингского, герцога де Шеврёза, который родился в том же году, что и первый ее муж, и которому, следовательно, было сорок три года, то есть он был почти вдвое старше ее. Он был умен и опасности не искал, но, оказавшись в ней, проявлял мужество и непоколебимое хладнокровие. Во время осады Амьена, когда он был еще только принцем де Жуанвилем, его наставник был убит в окопе, и юный принц, которому едва исполнилось пятнадцать лет, принялся прямо под вражеским огнем выворачивать карманы убитого, вытащил часы из его жилетного кармана, снял кольца с его пальцев и оставил труп лишь после того, как убедился, что ничего ценного на нем больше нет. Несмотря на эту занятную подробность, явно обнаруживающую в юном принце немалую расчетливость ума, г-н де Шеврёз стал впоследствии одним из самых расточительных придворных вельмож. Однажды он заказал себе одновременно пятнадцать карет, чтобы выбрать среди этих пятнадцати самую мягкую на ходу.
И вот, как мы уже сказали, в тот самый вечер, когда кардинал посетил Анну Австрийскую, королева дала приказ, чтобы на следующий день к ней привели г-жу де Шеврёз, как только та приедет в Лувр.
Как нетрудно понять, королева так спешила увидеть свою подругу потому, что ей не терпелось рассказать о сцене с кардиналом.
Госпожа де Шеврёз уже давно заметила любовь кардинала к королеве, и подруги часто вместе потешались над этой любовью, но они никогда не думали, что она выставит себя напоказ так ясно и определенно.
И теперь у них сложился замысел, который был вполне достоин двух этих взбалмошных головок и должен был, по их мнению, навсегда излечить кардинала от любви к королеве.
Вечером, когда все разошлись, кардинал, воспользовавшись полученным разрешением, снова явился к королеве.
Королева приняла кардинала очень приветливо, однако высказала сомнения в искренности любви, о которой его высокопреосвященство говорил накануне. Тогда кардинал призвал на помощь себе самые святые клятвы и торжественно пообещал, что готов совершить во имя королевы выдающиеся подвиги, которые самые знаменитые рыцари, такие, как Роланд, Амадис и Галаор, совершали некогда во имя дам своего сердца; но если все же Анна Австрийская пожелает подвергнуть его испытанию, она очень быстро убедится, что он говорит чистейшую правду. Однако посреди этих уверений Анна Австрийская прервала его.
— Что за заслуга, — сказала она, — пытаться совершить геройские подвиги, которые приносят славу! Все мужчины делают это из честолюбия не в меньшей степени, чем ради любви. Но вот чего вы никогда не сделаете, господин кардинал, ибо на это может согласиться лишь влюбленный человек, так это станцевать передо мной сарабанду…
— Сударыня, — отвечал кардинал, — я кавалер и воин в такой же степени, как и священнослужитель, и, слава Богу, был воспитан как дворянин; так что я не вижу ничего, что могло бы помешать мне танцевать перед вами, если у меня есть на то желание и вы обещаете вознаградить меня за такую услужливость.
— Но вы не дали мне договорить, — сказала королева. — Я утверждаю, что ваше высокопреосвященство не станцует передо мной в наряде испанского шута.
— Почему нет? — промолвил кардинал. — Поскольку такой танец сам по себе весьма шутовской, я не вижу, что помешает мне надеть наряд, подходящий к этому действию.
— Как?! — воскликнула Анна Австрийская. — Значит, вы станцуете передо мной сарабанду, одетый шутом, с бубенцами на ногах и с кастаньетами в руках?
— Да, если все это будет происходить лишь перед вами и, как я уже говорил, вы пообещаете мне награду.
— Но танцевать передо мной одной не получится, — возразила королева, — ведь понадобится музыкант, чтобы отбивать такт.
— Тогда возьмите Бокана, моего скрипача, — сказал кардинал. — Это неболтливый малый, и я за него отвечаю.
— Ах, если вы сделаете это, — вскричала королева, — я первая признаю, что никогда не было любви, равной вашей!
— Ну что ж, сударыня, — произнес кардинал, — вы останетесь довольны. Ждите меня завтра, в этот же час.