Людовик XIV и его век. Часть первая

С этими словами герцог схватил руку королевы и стал покрывать эту руку поцелуями, несмотря на все усилия Анны Австрийской высвободить ее, а затем ринулся прочь из комнаты.

Едва дверь за ним закрылась, как все силы, поддерживавшие Анну Австрийскую в его присутствии, оставили ее, и она рухнула на подушку, разразившись рыданиями и приказав г-же де Ланнуа удалиться.

Затем королева велела позвать донью Эстефанию, которой она полностью доверяла, вручила ей письмо и шкатулку и приказала отнести то и другое герцогу. В письме Анна Австрийская умоляла Бекингема уехать, а шкатулка содержала в себе украшенную двенадцатью алмазными подвесками наплечную брошь, которую король подарил ей по поводу бала у г-жи де Шеврёз и которую, напомним, она носила в тот вечер.

На другой день Анна Австрийская простилась с Бекингемом в присутствии всего двора, и герцог, довольный залогом любви, который был ему дан, вел себя со всей сдержанностью, какую мог бы потребовать от него самый строгий этикет.

Три дня спустя море успокоилось, и Бекингему пришлось покинуть Францию, где он оставил по себе славу самого сумасбродного, но вместе с тем и самого блистательного вельможи, какого там когда-либо видели.

Однако приключение в Амьене принесло свои плоды: кардинал был уведомлен о нем и рассказал все королю, гнев которого ему удалось довести до бешенства. Удивительной представляется эта способность министра внедрять свои собственные страсти в сердце своего господина, а скорее, своего раба; вся жизнь Ришелье прошла в использовании этого приема, и в нем и состоит тайна его власти. Людовик XIII, который не только больше не любил королеву, но и по упомянутым нами причинам уже начал ненавидеть ее и нарождающуюся неприязнь которого подпитывали прежние интриги королевы-матери и ежедневные происки министра, тотчас произвел расправу среди слуг королевы, и травля, до тех пор остававшаяся скрытой, внезапно стала явной.

Госпожа де Верне была уволена, а Пютанж изгнан.

Как нетрудно понять, в этих тяжелых обстоятельствах Анне Австрийской сильно недоставало коннетабльши, последовавшей за английской королевой в Лондон.

Все опрометчивые поступки молодой королевы как нельзя лучше служили замыслам Марии Медичи; делая вид, что она желает примирить супругов, королева-мать обостряла их отношения действиями, которые со стороны казались самыми тактичными и доброжелательными по отношению к невестке: вначале она дала королю полную возможность произвести все упомянутые нами расправы со слугами, а потом, отведя его в сторону, стала доказывать ему, что Анна Австрийская невиновна, что ее отношения с Бекингемом никогда не переходили границ простой учтивости, и к тому же принялась утверждать, что королева находилась в слишком хорошем окружении, чтобы поступать дурно; следует согласиться, что это довольно плохой довод для успокоения ревности мужа. Наконец, она прибавляла, будто с Анной Австрийской все обстоит так же, как некогда было с ней самой, когда в юности она по легкомыслию, свойственному первой поре жизни, временами способна была произвести неприятное впечатление на своего супруга Генриха IV, хотя перед лицом собственной совести она никогда ни в чем не могла себя упрекнуть.

Но какое бы сыновнее почтение ни питал Людовик XIII к своей матери, было вполне очевидно, что он знал, как ему следует относиться к ее мнимой невиновности.

И потому понятно, насколько малое влияние оказывали на короля подобные рассуждения, а вернее сказать, насколько противоположное влияние они на него имели. Людовик XIII знал о переодеваниях Бекингема и хитростях г-жи де Шеврёз — все это растолковал ему кардинал, давший королю прочитать донесение, которое было составлено по распоряжению его высокопреосвященства и опровергнуть которое было бы трудно и более строгому логику, чем Мария Медичи. В итоге, вместо того чтобы успокоиться мнимыми утешениями, которые высказала ему мать, Людовик XIII усилил строгость и удалил из свиты Анны Австрийской даже Лапорта, слугу чересчур верного, который если и не помогал своей госпоже в ее преступных или невинных интригах, то, по крайней мере, молчал о них. Подле королевы осталась лишь г-жа де Ла Буасьер, дуэнья столь же суровая, какой позднее была г-жа де Навайль. Так что с этого времени королева оказалась под неусыпным надзором.

Некоторые авторы утверждают, что перед своим отъездом из Парижа Бекингем тайно получил совет уезжать как можно скорее под угрозой одного из тех показательных убийств, которые были нередки в те времена и жертвами которых стали Сен-Мегрен и Бюсси д’Амбуаз.[5] Бекингем понял совет, но пренебрег им, несмотря на его важность. И в самом деле, арестовать и наказать посла открыто было невозможно, но однажды ночью галантный искатель приключений мог стать жертвой мщения, которому ни Ришелье, ни король не сумели бы помешать и наказать за которое они воздержались бы, и даже сам Карл I вынужден был бы приписать такую смерть несчастливой звезде своего фаворита.

5

В понедельник, 21 июля 1578 года, в одиннадцать часов вечера, Сен-Мегрен, молодой дворянин из Бордо, красивый, богатый и знатный, один из завитых и разукрашенных кружевами миньонов короля, выйдя из Луврского замка, где пребывал король, и двинувшись по Луврской улице по направлению к улице Сент-Оноре, подвергся нападению двадцати или тридцати незнакомых людей, которые набросились на него с пистолетами, шпагами и тесаками и, нанеся ему множество ран, оставили его умирать на мостовой, вследствие него он и скончался на следующий день, и было еще удивительно, как он мог столько прожить после этого, получив тридцать четыре или тридцать пять смертельных ранений. Король приказал перенести его останки в находящийся возле крепости Сент-Антуан особняк Буаси, где умер Келюс, его товарищ, и похоронить в церкви Сен-Поль с такой же помпой и так же торжественно, как незадолго до этого были погребены в той же церкви Келюс и Можирон, его товарищи.

Хоть он и был миньоном и фаворитом короля, никакого расследования этого убийства проведено не было, и никого к ответственности не привлекли, ибо его величество уведомили, что сделано это было по приказу герцога де Гиза, из-за слухов, будто этот миньон любезничал с его женой, и что среди тех, кто наносил ему удары, был человек, бородой и телосложением напоминавший герцога де Майе на, брата герцога де Гиза».

***

«В среду, 19 августа 1579 года, Бюсси д'Амбуаз, первый дворянин герцога Анжуйского, губернатор Анжу, аббат монастыря Бургей, который держался с таким высокомерием и спесью по причине милостей, оказанных ему герцогом, его господином, и принес столько несчастий землям Анжу и Мена, подвергая их разграблению, был вместе с уголовным судьей Сомюра убит сеньором де Монсоро, в дом которого упомянутый судья, служивший Бюсси вестником любви, сопроводил его ночью, дабы он провел эту ночь с женой вышеуказанного Монсоро, за которой Бюсси уже давно ухаживал и которая нарочно дала ему притворное согласие на это свидание, чтобы его мог застигнуть там Монсоро, ее муж; явившись к ней, он был тотчас окружен и подвергся нападению десяти или двенадцати сопровождавших сеньора де Монсоро слуг, которые в ярости ринулись на него, стремясь убить его. Видя себя столь низко обманутым, Бюсси, явившийся туда один, ибо на подобные свидания не ходят с сопровождающими, продолжал защищаться до конца, показывая, что в его сердце никогда не было места для страха. Ибо, как ему нередко доводилось говорить, он всегда сражался до тех пор, пока в руке у него оставался хотя бы обломок шпаги; затем он пустил в ход столы, лавки, стулья и табуреты, сумев ранить и покалечить ими трех или четырех врагов, пока окончательно не лишился всякого оружия и всех орудий, дававших ему возможность обороняться, и нападающие, одолев его численностью, не убили его возле окна, из которого он хотел выпрыгнуть, надеясь спастись бегством.

Таков был конец капитана Бюсси, обладавшего непоколебимым мужеством, невероятно смелого, гордого и дерзкого, столь же доблестного, как и его шпага, и в своем всего лишь тридцатилетием возрасте достойного не менее любого французского полководца командовать целой армией, но при этом развратного и не страшащегося Бога, что и стало причиной случившейся с ним беды, ибо он не прожил и половины отпущенных ему лет, как это обычно и происходит с людьми такого рода, как он».

«Дневник Л'Этуаля».

Что же касается Келюса, о котором говорилось выше, то вот как рассказывает о том, что случилось с ним, все тот же Л’Этуаль: