Граф Суассонский, о предложении которого военной и денежной помощи герцогу Анжуйскому было сообщено кардиналу, счел, что дожидаться возвращения короля и его министра было бы неблагоразумно. Он покинул Париж и, под предлогом путешествия с целью поправки здоровья, пересек Альпы и обосновался в Турине. Кардинал, не имея сил выместить свою злобу на его особе, предпринял попытку задеть его личное достоинство. Он написал г-ну де Бетюну, нашему послу в Риме, письмо, требуя, чтобы при папском дворе графу Суассонскому было отказано в титуле «его высочество». Однако это происходило в те времена, когда дипломаты были важными вельможами, и г-н де Бетюн ответил:
«Если господин граф виновен, то его следует судить и наказать; если же он невиновен, то незачем раздражать его, причем так, что будет затронута честь короны; по мне лучше оставить свой пост, чем содействовать такой низкой травле».
Герцог Анжуйский вследствие своего брачного союза стал носить титулы принца Домба и Ла-Рош-сюр-Йона, герцога Орлеанского, Шартрского, Монпансье и Шательро, графа Блуа и сеньора Монтаржи; но, вместо того чтобы возвеличить его, все эти новые титулы унизили его, ибо они были вписаны в брачный контракт кровью Шале. Новый герцог Орлеанский, в любой час дня находившийся под надзором своего ближайшего окружения, ненавидимый королем, презираемый знатью, уже не был опасен для кардинала.
Итак, принц Генрих де Конде был лишен всякой возможности действовать.
Великий приор и герцог Вандомский были заключены в Венсенский замок.
Граф Суассонский бежал в Италию.
Гастон Орлеанский был обесчещен.
Одна только Ла-Рошель еще противилась воле Ришелье.
К несчастью, над городами не устраивают суд, как это делают с людьми, и снести город труднее, чем отрубить голову человеку. Так что кардинал лишь искал случай, чтобы наказать Ла-Рошель, как вдруг ему доставил такой случай Бекингем.
Бекингем, как мы видели, желал войны. Вовлечь же в нее нашу старую монархию было не так уж трудно. Прежде всего, он возбудил дрязги между Карлом I и Генриеттой Французской, подобно тому как Ришелье поступал с Людовиком XIII и Анной Австрийской. Вследствие этих дрязг английский король отослал обратно в Париж всю французскую свиту своей жены, подобно тому как однажды Людовик XIII отослал обратно в Мадрид всю испанскую свиту Анны Австрийской; тем не менее, хотя это нарушение одного из главных условий брачного контракта чрезвычайно оскорбило короля Франции, он не счел его достаточным поводом для разрыва отношений. И тогда Бекингем, так и не дождавшись объявления войны, решил использовать другой способ. Он стал побуждать нескольких английских корсаров захватывать французские купеческие суда, которые затем постановлением Адмиралтейства объявлялись законной добычей.
Это было серьезное нарушение взаимных клятвенных обязательств, однако Ришелье сосредоточил все свое внимание на одной лишь Ла-Рошели. Он хотел, как говорят, одним ударом убить двух зайцев и закончить одновременно как междоусобную войну, так и войну с внешним врагом. И потому протесты со стороны Франции, предъявленные королю Карлу I, были достаточно робкими, давая понять его фавориту, что для разрыва, которого он желал, требуются еще более решительные действия. И тогда Бекингем побудил Карла I встать на сторону французских протестантов и предоставить им помощь. Жители Ла-Рошели, уверившись после этого в поддержке Англии, отправили к Бекингему герцога де Субиза и графа де Бранкаса, и фаворит, давая им больше, чем они просили, вывел из портов Великобритании флот из сотни парусников и ринулся с ним на остров Ре, захватив его весь, за исключением цитадели Сен-Мартен, которую граф де Туара с гарнизоном из двухсот пятидесяти человек героически оборонял от двадцати тысяч англичан.
Наконец-то Ришелье добился того, чего он хотел. Словно рыболов, который, склонившись на берегу, с сетью в руках выжидает благоприятную минуту, он мог теперь одним махом ухватить англичан и ларошельцев — врагов политических и врагов религиозных.
Тотчас же всем имевшимся в наличии войскам был отдан приказ двинуться на Ла-Рошель.
Два события на короткое время отвлекли взгляд Франции от важной точки, на которую он был устремлен. Мадемуазель де Монпансье, ставшая в Нанте герцогиней Орлеанской, родила дочь, которую впоследствии именовали Великой Мадемуазель и с которой мы встретимся во времена Фронды и при дворе Людовика XIV. Однако молодая и красивая принцесса, на которую Франция возлагала все надежды, скончалась в родах: брак, орошенный кровью, не получил благословения небес.