По возвращении во Францию епископ Люсонский часто бывал в доме адвоката Ле Бутилье, поддерживавшего отношения с Барбеном, доверенным лицом королевы-матери. Именно там генеральный контролер свел с ним знакомство, оценил его ум, предугадал его будущность и, дабы по возможности содействовать его карьере, представил его Элеоноре Галигаи, давшей ему несколько мелких поручений, которые он исполнил так умело, что она познакомила с ним королеву, и та, в свой черед, так быстро убедилась в присущих ему великих достоинствах, что в 1616 году назначила его государственным секретарем.
Через год после этого назначения король, Люин и Витри замыслили страшное убийство маршала д'Анкра, о чем мы сказали выше лишь вскользь. Добавим по этому поводу еще один факт, превосходно рисующий характер того, кто, согласно предсказанию Павла V, должен был стать un gran furbo. Мы лишь просим читателя помнить, что епископ Люсонский своим возвышением был обязан Элеоноре Галигаи и ее мужу Кончино Кончини.
Молодой государственный секретарь жил в доме у благочинного Люсонского церковного округа, когда накануне убийства маршала, вечером, благочинному принесли пачку писем и попросили его передать их епископу, поскольку одно из писем, находившихся в пакете, содержало чрезвычайно важное и чрезвычайно срочное сообщение.
Пробило одиннадцать часов, когда епископу Люсонскому вручили пакет с письмами; епископ уже лежал в постели и готовился уснуть, но, тем не менее, следуя совету, который благочинный передал ему лично, взял пакет и вскрыл его.
Одно из этих писем действительно было чрезвычайно важным и как нельзя более срочным; оно содержало предупреждение о том, что на следующий день, в десять часов утра, будет убит маршал д’Анкр. Место убийства, имена заговорщиков и подробности замысла были изложены так обстоятельно, что не оставалось сомнения в том, что сообщение исходит от прекрасно осведомленного лица.
Прочитав это предупреждение, епископ Люсонский погрузился в глубокое раздумье; затем, наконец, он поднял голову и, повернувшись к благочинному, находившемуся рядом, произнес:
— Ну что ж, торопиться нечего; утро вечера мудренее.
И, сунув письмо под подушку, он снова лег и уснул.
На другой день епископ вышел из своей спальни лишь в одиннадцать часов утра, и первое, что он узнал, выйдя оттуда, было новостью о смерти маршала.
За три дня до того он послал г-на де Понкурле к Люину, умоляя его заверить короля в своей безграничной преданности. Несмотря на такое ходатайство, епископ Люсонский явно впал в немилость. Он попросил у короля позволения последовать за королевой-матерью, сосланной в Блуа, и получил разрешение на это. Многие говорили тогда, что он ее любовник, другие утверждали, что он ее шпион, а третьи шептали, что он и то, и другое; вероятно, эти последние были осведомлены лучше всего.
Но вскоре епископ Люсонский покинул королеву-мать и, притворно поверив, что его действия стали внушать подозрения, удалился в принадлежащее ему приорство возле Мирбо, желая, по его словам, затвориться наедине с книгами и заняться, в соответствии со своей профессией, борьбой с ересью.
Он пробыл в Блуа всего лишь сорок дней и покинул этот город, представив королеве-матери свой отъезд как новое гонение, которое заставили его претерпеть из-за нее его враги, а двору — как проявление усердного повиновения воле короля.
Между тем изгнание королевы-матери превратилось в настоящее тюремное заключение; те, кто окружал короля, постоянно представляли ему Марию Медичи как его опаснейшего врага, и Людовик XIII был настроен никогда не возвращать ее из ссылки. Бассомпьер, который некогда был любовником Марии Медичи и остался верен ей, как-то раз, войдя в комнату короля, застал Людовика XIII трубящим в охотничий рог.
— Государь, — сказал он королю, — вы напрасно с таким усердием предаетесь этому занятию: оно утомляет грудь и стоило жизни королю Карлу Девятому.
— Вы ошибаетесь, Бассомпьер, — промолвил Людовик, положив руку на плечо герцогу. — Он умер вовсе не от этого; дело в том, что, поссорившись с королевой Екатериной, своей матерью, и отправив ее в ссылку, он после этого согласился помириться с ней; если бы он не совершил этот неосторожный шаг, то остался бы жив.
И потому Мария Медичи, видя, что сын не приезжает к ней и не возвращает ее из изгнания, бежала из замка Блуа в ночь на 22 февраля 1619 года.
Спустя некоторое время г-н д’Аленкур, губернатор Лиона, узнав, что епископ Люсонский выехал переодетый из Авиньона, где он находился, и подозревая, что он намерен присоединиться к королеве-матери, приказал задержать его во Вьене, в Дофине. Но епископ Люсонский, к великому удивлению г-на д’Аленкура, вынул из кармана письмо короля, который приказывал губернаторам провинций не только предоставлять епископу свободный проход, но и помогать в случае надобности. Господин д’Аленкур не ошибся: Ришелье в самом деле намеревался присоединиться к королеве-матери; однако, вместо того чтобы быть агентом Марии Медичи, он, по всей вероятности, был агентом Людовика XIII.