Через несколько дней он оставил двор, на обратном пути посетил Париж, где не был уже три года, и направился в Блуа, решив закончить жизнь в безвестности, из которой он всегда выходил лишь с ущербом для своей чести.
То был последний представитель междоусобицы, явившийся просить у короля прощения; тем самым он проложил путь возвращению принца де Конде, не замедлившего поступить точно так же.
XXXII. 1656 — 1658
Любовные интриги Марии Манчини. — Мадемуазель де Ла Мот-д’Аржанкур. — Ревность. — Развлечение короля. — Юная садовница. — Возвращение к Марии Манчини. — Проекты женитьбы. — Дочери герцога Орлеанского. — Генриетта Английская. — Принцесса Португальская. — Маргарита Савойская. — Инфанта Мария Тереза. — Кристина в Фонтенбло. — Любопытное письмо этой королевы. — Празднества при дворе. — Надежды Мазарини. — Противодействие Анны Австрийской. — Измена и смерть маршала д’Окенкура. — Кампания короля. — Тяжелая болезнь. — Меры предосторожности, принятые кардиналом Мазарини. — Поездка в Лион. — Свидание французского двора с савойским. — Гувернантка-сомнамбула. — Образ действий испанского короля. — Он предлагает Мазарини инфанту в невесты королю.
Кардинал Мазарини не забыл просьбы умирающей сестры относительно Марии и Гортензии Манчини, и, что еще вероятнее, желая привязать к себе Людовика XIV всеми возможными узами, он надеялся, что одна из этих юных девушек увлечет короля, как прежде его увлекла Олимпия. Прозорливый министр не ошибся: правда, он рассчитывал на Гортензию, но, к его великому удивлению, осуществить его предвидение удалось Марии.
Мария, которая воспитывалась, как и ее сестра, в монастыре и как раз к этому времени вышла из него, по возрасту была младше Олимпии и старше Гортензии. Она была на год или два моложе короля, и ее никак нельзя было назвать красивой. Правда, она отличалась высоким ростом и ее фигура со временем могла стать привлекательной, но тогда девушка была настолько худой, а ее руки и шея выглядели настолько длинными, что ее высокий рост казался скорее недостатком, чем достоинством. На вид она была смуглой, даже желтоватой; ее большие черные глаза выглядели суровыми, а рот, который, правда, украшали великолепные зубы, был большим и невыразительным. Так что вначале Мазарини обманулся в своих надеждах, и король едва ли обращал хоть какое-то внимание на Марию и ее сестру.
К тому же в то время Людовика XIV занимала другая страсть, и, вне всякого сомнения, именно эта страсть заставила его терпеливо снести бракосочетание Олимпии Манчини. Предметом новой любви короля была фрейлина Анны Австрийской, незадолго до этого взявшей ее на свою службу; звали ее мадемуазель де Ла Мот-д’Аржанкур; эта юная особа не обладала ни блистательной красотой, ни исключительным умом, но была мила и изящна; ее кожа не отличалась ни особой нежностью, ни особой белизной, но ее голубые глаза и русые волосы в сочетании с чернотой бровей и смуглым цветом лица являли собой такое удивительное смешение нежности и живости, что его очарованию было трудно противостоять. Поскольку при всем том она очень хорошо выглядела, имела превосходную фигуру, чрезвычайно мило разговаривала и восхитительно танцевала, то, как только она была допущена на закрытые вечерние приемы у королевы, на которых нередко бывал король, он обратил на нее внимание, а вскоре воспылал к ней такой страстью, что королева начала проявлять беспокойство по этому поводу и как-то раз, когда король слишком долго беседовал с мадемуазель д’Аржанкур, она отвела его в сторону и сделала ему весьма строгое внушение. Но Людовик XIV, вместо того чтобы внять этому внушению, при первом же удобном случае заявил мадемуазель де Ла Мот о своих чувствах к ней и, когда она в качестве возражения стала ссылаться на строгость королевы, напомнил ей, что он король, пообещав, если она ответит ему взаимностью, оказывать матери сопротивление во всем, что та будет ему говорить. Но молодая фрейлина, имевшая в то время любовника, которым, по словам одних, был г-н де Шамарант, королевский камердинер, именовавшийся при дворе не иначе как «красавец Шамарант», а по словам других, маркиз де Ришелье, тот самый, что женился на дочери г-жи Бове, отказалась вступить в этот заговор, то ли опасаясь своего любовника, то ли желая этим отказом еще более воспламенить страсть короля. К несчастью, Людовик XIV, хотя и являлся королем, в то время не был достаточно взрослым как мужчина и не знал всех уловок кокетства; он поспешил обратиться к матери, как поступал всегда во всех своих детских горестях, рассказал ей все и с чистосердечием юноши, впервые обманувшегося в своих первых любовных ожиданиях, сам предложил удалиться от предмета своей любви. Королева тотчас же отправилась к Мазарини, который пришел ей на помощь, предложив королю побыть какое-то время наедине с самим собой. Король согласился, оставил двор, укрылся в Венсене, как позднее Лавальер укрылась в Шайо, молился, исповедался, причастился и возвратился после недельной отлучки, считая себя исцелившимся.