Мазарини не ошибся: эта мимолетная интрижка совершенно исцелила короля от любви к мадемуазель де Ла Мот, так что он вернулся к своей привычной жизни и предался удовольствиям. Именно в это время в его окружении снова оказалась Мария Манчини, на которую он вначале не обратил никакого внимания.
Но если он не обратил внимания на молодую девушку, то совсем иначе обстояло дело с ней в отношении него. Вид короля, такого красивого и величественного, возбуждал в ней чувство, никоим образом не напоминавшее почтение.
«Ибо, — говорит ее сестра в “Мемуарах”, которые оставил нам Сен-Реаль от ее имени, — она была единственной, кого не страшило величие короля, и, при всей своей влюбленности в него, она всегда очень свободно с ним разговаривала. Дело дошло до того, что однажды, прогуливаясь вместе со своими сестрами и заметив вдали какого-то дворянина, фигурой напоминавшего короля, она бросилась к нему с криком: “Ах, это вы, мой бедный государь!” Дворянин обернулся, и Мария застыла в смущении, увидев, что она ошиблась».
Это чувство, поощряемое Мазарини, вскоре стало известно всем, и разговоры о нем дошли до Людовика XIV; вначале король, казалось, посмеивался над ним, но мало-помалу начал обращать взор на ту, которой он внушил любовь: всегда приятно и лестно быть любимым! На первых порах Людовик XIV был всего лишь признателен Марии за то чувство, какое она выказывала столь открыто, но, сблизившись с ней, он заметил, что если природа с некоторым небрежением отнеслась к ее внешности, то умом ее, напротив, она позанималась всерьез. Мария Манчини была мила, прелестно беседовала и очаровательно рассказывала; наконец, она явно любила Людовика XIV всем сердцем и всей душой.
Тем не менее как раз в это самое время кардинал деятельно занимался подготовкой события, способного более всего привести в отчаяние Марию Манчини с ее зарождающейся любовью, которую сам же он и поощрял: речь идет о женитьбе короля.
Возможными представлялись несколько партий. Во-первых, мадемуазель де Монпансье, которую, по молодости ее сестер, родившихся от второго брака ее отца, уже называли Великой Мадемуазель. Выйти замуж за короля было самым заветным желанием принцессы; даже гражданскую войну она затеяла с единственной целью — заставить короля на ней жениться, и во время своего владычества в Орлеане, когда Анна Австрийская послала просить у нее разрешения проехать через этот город, принцесса прямо сказала Лапорту:
— Пусть мне дадут короля в мужья, и я сдам Орлеан!
Лапорт передал этот ответ королеве, которая расхохоталась и промолвила:
— Что ж! Тогда, вместо того чтобы проехать через город, мы объедем его стороной. Король не по ее носу, хоть он у нее и весьма длинный!
Ответ был несколько грубоватый, но зато решительный, и с этого времени о мадемуазель де Монпансье как невесте короля больше разговора не было.
Но, с тех пор как Гастон Орлеанский снова вошел если и не в фавор, то в милость, речь зашла о его второй дочери. Впрочем, об этом брачном союзе говорили лишь те, кто его желал. К несчастью, кардинал не входил в их число: не имея повода быть довольным герцогом Орлеанским, он не хотел, делая его дочь королевой, возрождать угасающее значение человека, так часто выступавшего против него. Так что Мазарини был противником этого брака.
В то время при французском дворе жила принцесса Генриетта Английская, та самая маленькая девочка, с которой король однажды не пожелал танцевать; она тоже, в свой черед, похорошела и с каждым днем становилась все более привлекательной. Но, рожденная на ступенях трона, бедная девочка видела, как этот трон превратился в эшафот; она была изгнанницей, не имела ни денег, ни власти, и в Англии в то время правил Кромвель. Так что о Генриетте тоже не стоило думать.
С другой стороны, пришло письмо от Комменжа, пребывавшего в качестве посла в Лиссабоне: там на выданье была принцесса Португальская, и ее матери настолько хотелось увидеть дочь королевой Франции, что она предлагала Комменжу большие деньги, чтобы он попытался добиться согласия Мазарини на этот брак. Комменж прислал портрет принцессы, но при дворе распространился слух, что портрет сильно приукрашен и если король доверится копии, то при виде оригинала его постигнет большое разочарование.