Выбрать главу

В это же время достаточно серьезно занимались еще одной принцессой: то была принцесса Маргарита Савойская, племянница английской королевы и двоюродная сестра Генриетты. Но те, кто был осведомлен о том, что творилось за кулисами, знали, что все происходившие по этому поводу переговоры велись лишь для того, чтобы заставить короля Испании решиться. А решиться ему, как желал французский двор, предстояло вот на что.

Преследуя политические цели, Анна Австрийская и Мазарини всегда желали брачного союза с испанским королевским домом; однако на пути этого союза имелось огромное препятствие: инфанта Мария Тереза была единственной дочерью короля и, следовательно, наследницей испанской короны, так что невозможно было выдать будущую королеву Испании замуж за царствующего короля Франции.

Но, как если бы все случайности судьбы решили соединиться для того, чтобы содействовать процветанию Французского королевства, так долго испытывавшего мучения, королева Испании родила сына. Так что инфанта являлась теперь всего лишь обычной принцессой, поскольку ее брат, хотя он и был младше ее, стал наследником короны.

После счастливого рождения этого принца Мазарини не спускал глаз с Испании, а точнее, с Фландрии и Брабанта, которые он всегда страстно желал присоединить к Франции.

Среди всех этих забот, совершенно неожиданно, при дворе стала известна удивительная новость: королева Кристина, эта достославная путешественница, так хорошо принятая в свой первый приезд во Францию, вернулась туда, не заручившись, вероятно, согласием короля, ибо в Фонтенбло она получила повеление задержаться. Правда, чтобы смягчить этот приказ, весь замок был отдан в ее распоряжение. Внезапно стало известно, что в этом самом замке, без оглядки на королевское гостеприимство, без уважения к французским законам, она велела казнить одного из своих слуг по имени Мональдески. Причины этого убийства неизвестны. Королева послала за настоятелем монастыря тринитариев, вручила ему связку писем, а затем позвала Мональдески и стала обвинять его в измене. Мональдески все отрицал. Тогда Кристина попросила монаха отдать ей письма, которые он перед этим получил из ее рук, и показала их обвиняемому; тот побледнел и, отведя ее в сторону, бросился к ее ногам. Но она, терпеливо выслушав все, что несчастный говорил ей, приказала командиру своих гвардейцев, Сантинелли, казнить изменника.

И тогда началась жуткая сцена просьб и молений, не вызывавших у королевы ничего, кроме презрения; видя, что Мональдески, не в силах поверить в свою скорую смерть, не хочет исповедоваться, она приказала для начала его ранить, чтобы он, наконец, в это поверил. Однако исполнить подобный приказ оказалось нелегко, поскольку Мональдески, предвидя опасность, надел кольчугу, и этот панцирь ослабил первые удары. Наконец, после того как Сантинелли отрубил осужденному три пальца на руке и, уступая его настоятельным молениям, дважды безуспешно ходил к королеве с просьбой о помиловании, он сумел, по словам г-жи де Мотвиль, «пронзить ему шпагой горло, а затем перерезать его ножом».

Нетрудно понять, какое впечатление произвело на двор подобное известие: вызванное им чувство отвращения к Кристине было всеобщим; Людовик XIV, полагая неправильным, что в его королевстве кто-то еще, кроме него, имеет притязание быть королем и наказывать преступников, решил изъявить Кристине свое неудовольствие и поручил сделать это Мазарини. Несомненно, письмо министра показалось королеве неподобающим, ибо она, со своей стороны, ответила ему следующим посланием:

«Господин Мазарини!

Те, кто сообщил Вам об обстоятельствах смерти Мональдески, моего конюшего, были чрезвычайно плохо осведомлены. Я нахожу весьма странным, что для выяснения правды о случившемся Вы привлекаете так много людей. Тем не менее Ваш образ действий, при всей его нелепости, не должен был бы меня удивлять; однако я никогда не могла бы вообразить, что Вы или Ваш юный надменный повелитель осмелитесь выказывать мне хотя бы малейшую враждебность. Поймите же все, слуги и хозяева, малые и великие, что мне было угодно действовать таким образом и что я не должна и не желаю давать отчета в своих поступках никому, а тем более такому бахвалу, как Вы! Для человека Вашего ранга Вы играете странную роль; однако, какие бы причины ни заставляли Вас мне писать, я придаю этому слишком малое значение, чтобы Ваше письмо заинтересовало меня хоть на минуту. Хочу, чтобы Вы знали и сказали любому, кто хочет это услышать, что Кристину весьма мало заботит ваш двор, а еще меньше заботите Вы сами; чтобы отомстить за себя, мне не нужно прибегать к Вашему огромному могуществу. Храня свою честь, я пожелала так поступить; моя воля — это закон, который Вы обязаны уважать! Ваш долг — молчать! И другим, тем, кого я уважаю не больше, чем Вас, следует знать, как они должны поступать с равными себе, прежде чем поднимать не приличествующий им шум.