И в самом деле, какой-то человек, узнавший г-жу де Шатору, крикнул: «Да здравствует король!», а затем, обернувшись к ней, плюнул ей в лицо.
Торжественный въезд короля в Париж происходил 13 ноября.
В тот вечер король и королева остались ночевать в Тюильри, и неожиданно среди ночи трижды послышался тихий стук в дверь, которая вела из спальни короля в спальню королевы. Дежурные горничные разбудили ее величество и сказали ей, что, по их предположению, это король просит разрешения войти к ней; но королева, печально улыбаясь, ответила им:
— О! Вы ошибаетесь. Так что ложитесь снова и спите.
Но стоило им снова лечь, как стук повторился.
На этот раз они подошли к двери и открыли ее, но за ней никого не оказалось; это заставило их навести справки у слуг, дежуривших у двери короля, но те ответили им, что король лежит в своей постели и не изъявлял никакого желания идти в покои королевы.
То, что король не изъявлял никакого желания идти в покои королевы, было правдой, но вот то, что он лежал в своей постели, правдой не было.
Напротив, король поднялся, вышел из Тюильри и, перейдя Королевский мост, приказал сопроводить его незаметно к г-же де Шатору, жившей на Паромной улице, вблизи якобинского монастыря.
Он хотел увидеться с г-жой де Шатору, узнать у нее, на каких условиях она согласится вернуться ко двору, и принести ей извинения за то, что произошло в Меце.
За десять минут до того, как ей доложили о приходе короля, г-жа де Шатору, сомневавшаяся в его возвращении, была бы безмерно счастлива вернуться в Версаль и без всяких условий; но теперь, когда король в известной степени положился на ее умение хранить тайну, она вновь обрела присущее ей высокомерие и заговорила уже не как изгнанница, а как фаворитка.
Так что на свой первый вопрос король добился от нее лишь следующего ответа:
— Государь, я вполне довольна тем, что меня не отправили по приказу вашего величества гнить в тюрьме; я счастлива наслаждаться преимуществами свободы, а вместе с ней и удовольствиями частной жизни; так что я предпочитаю оставаться в нынешнем своем положении и не возвращаться ко двору, ибо вернуться туда я согласилась бы лишь на условиях, на какие вы, несомненно, не соблаговолите пойти.
— Послушайте, принцесса, — отвечал ей король, — поверьте мне, забудьте то, что произошло в Меце, и возвращайтесь ко двору, как если бы ничего не случилось; прямо с нынешнего вечера займите снова ваши покои в Версале, а вместе с покоями и должность старшей придворной дамы дофины.
К несчастью, в этом споре король уступил преимущество герцогине: так дешево отделаться ему не удалось.
Госпожа де Шатору потребовала, чтобы принцы крови были изгнаны.
Однако король ответил ей, что дурно поступили прежде всего по отношению к ним, когда не допускали их к нему во время его болезни, и что от всякой мести принцам следует отказаться.
Госпожа де Шатору потребовала, чтобы г-н де Морепа и его жена были изгнаны.
Однако король ответил ей, что г-н де Морепа, с которым он в течение десяти минут успевает сделать столько дел, сколько с любым другим не сделал бы и за целый день, чересчур полезен ему для работы, чтобы он решился удалить его от двора.
Госпожа де Шатору потребовала, чтобы г-н де Морепа хотя бы принес ей извинения.
По этому пункту было условлено, что г-н де Морепа принесет г-же де Шатору извинения и что она сама укажет, каким образом это должно быть сделано.
Госпожа де Шатору потребовала, чтобы герцог де Шатийон, герцог Буйонский, епископ Суассонский, отец Перюссо, герцог де Ларошфуко и Бальруа были изгнаны.
— О, что касается этих господ, — сказал Людовик XV, — то я вам уступлю их, а с Шатийоном дело уже сделано.
И король, в самом деле, показал ей именной приказ, который он подписал за несколько дней до этого и хранил у себя для того, чтобы показать ей.
В итоге все было забыто, причем забыто настолько хорошо, что на головную боль и сильный жар пожаловалась в свой черед г-жа де Шатору, когда на другое утро король покинул Паромную улицу и вернулся в Тюильри.
Двадцатого ноября Шатийон получил уведомление об именном указе и распоряжение выехать из Парижа, ни с кем не попрощавшись.