И вот, испытывая на себе ненависть со стороны графа Прованского, его жены и теток короля и в то же самое время поддерживая дружеские отношения с графом д'Артуа и герцогом Шартрским, почти столь же опасные, как эта ненависть, Мария Антуанетта, полновластная хозяйка Малого Трианона, избавленная от надзора со стороны своего мужа, продолжала пребывать на поприще жены и вступила на поприще королевы.
Увы, она была молода, и для ее девятнадцати лет такая двойная ответственность была чересчур тяжела!
Половое бессилие короля, объяснявшееся, как мы уже говорили, его физическим изъяном, было общеизвестно, так что все взоры были устремлены на эту юную и красивую королеву, обреченную оставаться девственницей, если только муж не обратится в конце концов за помощью к своему хирургу; и потому все ее дружеские связи становились мишенью злословия. Вначале на Марию Антуанетту нападали из-за ее фавориток, а затем из-за ее любовников. Принцесса де Ламбаль поплатилась головой за свое звание фаворитки; граф фон Ферзен едва не поплатился головой за свое звание любовника, хотя сегодня одному Богу известно, была ли какая-нибудь правда в этих обвинениях.
Но, как мы уже говорили, помимо интриги событий, ускоряющих падение монархий, существуют еще интриги людей, подталкивающих монархов к презрению и гибели.
Первый упрек, брошенный Марии Антуанетте, был тем же, какой бросали мадемуазель Арну и мадемуазель Рокур; окружающие выведывали подробности личной жизни королевы и ставили ей в вину то изменчивость ее привязанностей, то их постоянство.
В число фавориток королевы вносили, во-первых, г-жу де Пикиньи, снискавшую фавор благодаря тому, что она по всякому поводу высмеивала г-жу дю Барри, которой королева мило улыбалась на людях, хотя в действительности ненавидела ее всей душой.
Затем герцогиню де Сен-Мегрен, сноху герцога де Ла Вогийона, одну из самых красивых и самых остроумных придворных дам.
Затем герцогиню де Коссе, которая после удаления г-жи де Сен-Мегрен была по особому требованию королевы назначена ее старшей камерфрау.
Затем маркизу де Майи, которая вскоре стала участвовать во всех увеселениях королевы и входить в ее ближайшее окружение.
Именно г-жа де Майи царила при дворе в то время, к которому мы подошли, и, если верить скандальной хронике той поры, была близка к тому, чтобы лишиться этого фавора, уступив его красавцу Диллону, бывшему королевскому пажу, незадолго до этого вернувшемуся из заграничного путешествия.
Впрочем, одним из самых неизменных фаворитов королевы, которому, однако, ее дружба делала честь, был кавалер Глюк. Она не только запретила ему покидать Францию, не только установила ему ежегодный пенсион в шесть тысяч ливров и дарила такую же сумму за каждую поставленную им оперу, но еще и обеспечила ему свое покровительство в обстоятельствах, когда это покровительство было ему более чем необходимо.
А произошло следующее.
Кавалер Глюк находился в доме у мадемуазель Арну и был занят тем, что разучивал с ней какие-то отрывки из новой партитуры, когда туда явился принц д’Энен, капитан телохранителей графа д'Артуа и любовник мадемуазель Арну.
Поскольку в это время в доме у певицы оказалось, помимо кавалера Глюка, еще три или четыре музыканта, принц счел неприятным для себя видеть так много гостей и выплеснул свое раздражение не только на музыку, но и на музыкантов. Глюк обладал самолюбием человека, знающего себе цену, и прекрасно понимал, насколько по-разному будет относиться потомство к нему, человеку гениальному, и к какому-то дураку-принцу; и потому он остался сидеть на своем стуле, не обращая никакого внимания на командира гвардейцев его королевского высочества, в то время как тот, донельзя оскорбленный этой напускной дерзостью, подошел к Глюку и дрожащим от гнева голосом сказал ему:
— Мне кажется, сударь, что во Франции принято вставать, когда в комнату кто-то входит, особенно если это благородная особа.
— Возможно, такое правило существует во Франции, — совершенно спокойным голосом ответил Глюк, — но в Германии принято вставать лишь в честь тех, к кому испытывают уважение.
Затем, повернувшись к мадемуазель Арну, он произнес:
— Мадемуазель, поскольку вы не хозяйка у себя дома, я вас покидаю и впредь никогда не приду к вам снова.
Вне себя от ярости, принц д'Энен вышел вслед за Глюком, но, как мы уже говорили, рука королевы простерлась над гениальным композитором и защитила его.