Пребывание г-на де Вольтера во французской столице было настолько важным событием для парижан, что Башомон сохранил для нас все подробности этого наряда:
«В четверг г-н де Вольтер впервые со времени своего пребывания здесь появился в парадном платье. На нем был красный камзол, подбитый мехом горностая, и огромный парик, какой носили во времена Людовика XIV, черный и ненапудренный; его длинное и исхудалое лицо настолько утопало в этом парике, что видны были лишь два его глаза, сверкавшие, словно карбункулы.
Он нахлобучил на себя красную квадратную шапочку в форме короны, непонятно как державшуюся на голове, а в руке держал небольшую трость с изогнутой рукоятью, и парижская публика, не привыкшая видеть его в таком нелепом одеянии, изрядно потешалась. Этот странный человек явно не хочет иметь ничего общего с обычными людьми».
Тем не менее премьера «Ирины» близилась, и требования автора стали проявляться весьма необычным образом. Сердясь на короля, единственного человека во Франции, нисколько не взволнованного приездом старого философа в столицу, Вольтер пожелал, чтобы вместо обычной формулировки «Французские ординарные актеры короля представят сегодня и т. д.» на афишах было написано всего-навсего «Французский театр представит…».
Моле явился от имени труппы к умирающему, чтобы объяснить ему, что такое изменение не в ее власти. Но, зная цель визита актера, Вольтер не пожелал даже принять его.
Лишь г-жа Дени, племянница Вольтера, сумела заставить его прислушаться к этим доводам.
Вольтер, как мы уже говорили, был предметом всех разговоров. Газеты приводили малейшие подробности, имевшие отношение к этому великому человеку. Пятнадцатого марта всех занимала ссора, случившаяся у него с торговцем постельными принадлежностями, которого он заставил проделать целое льё, чтобы купить у него одеяло для своей сиделки; однако торговец и поэт не смогли договориться: торговец хотел получить семнадцать франков за свое одеяло, а Вольтер уперся и давал за него лишь пятнадцать. В итоге торговец вышел от Вольтера разъяренный и своими криками «Ну и скупердяй!» собрал у его дверей всех, кто толпился на набережной.
Вольтер, как известно, был миллионером.
На другой день случилось приключение более веселое, а главное, более непристойное, также ставшее темой разговоров парижан.
Госпожа де Ла Вильменю, старая знакомая г-на де Вольтера, пришла повидать его и, поскольку он уже вполне выздоровел, добилась милости проникнуть к нему. Оставаясь кокеткой, несмотря на свои пятьдесят лет, г-жа де Ла Вильменю, даже Вольтера уверявшая в том, что ей всего тридцать девять, была одета в платье с глубоким вырезом, оставлявшее ее грудь настолько открытой, что эта нагота, скорее всего поневоле, привлекла взгляд Вольтера. Госпожа де Ла Вильменю перехватила этот взгляд и, пытаясь покраснеть, промолвила:
— О, господин философ, выходит, вы еще подумываете об этих маленьких плутовках?
— Ах, сударыня! — со вздохом, неспособным обмануть никого, кроме кокетки, воскликнул Вольтер.
— Ну и что вы о них скажете?
— Увы, сударыня, я скажу, что эти маленькие плутовки превратились в больших висельниц!
V
Первое представление «Ирины». — Появление принцев в театре. — Декларация веры. — Эпиграмма. — Академия и театр. — Куплет. — Отчет о заседании Академии. — Масонская ложа. — Вольтер, его исповедник и его кюре. — Несколько забавных историй о Вольтере. — Влюбленный Вольтер. — Эмилия де Бретёй, маркиза дю Шатле. — Герцогиня Менская. — Госпожа дю Шатле при дворе. — Карточный проигрыш. — Оскорбительные слова. — Вольтер в Со. — Театр и наука. — Король Станислав. — Сен-Ламбер. — Госпожа де Буффлер, Эмилия и Сен-Ламбер. — Госпожа дю Шатле становится матерью. — Острота г-жи де Буффлер. — Смерть Эмилии. — Печаль Вольтера. — Секретарь владетеля Ферне.
Среди всех этих чествований, всех этих споров и всех этих остроумных высказываний подошло время первого представления «Ирины». В театральном зале уже за неделю до спектакля невозможно было забронировать ни одного места: ожидалось, что на этом торжестве будет присутствовать автор, однако никто не знал, какое место он для себя выберет; одни прочили ему трон прямо на сцене, другие видели его в кресле в партере. Ну а те, что полагали себя самыми осведомленными, вполголоса говорили, что он будет сидеть в личной ложе королевы.