Каждому из нас свойственно прятаться от окружающей действительности, которая часто бывает жестока и несправедлива к нам, в мир, созданный воображением. Такой — скажем виртуальный и будем в дальнейшем так его называть — мир является для любого человека своеобразным щитом, защитной реакцией, помогающей справиться с неизбежными неприятностями, подстерегающими в реальности. Виртуальный мир так же индивидуален и неповторим, как и каждая человеческая личность. Редко кого мы пускаем в этот мир, он принадлежит только нам, в нем властвуем только мы, в нем воплощаются любые самые смелые наши фантазии, и он не доступен никому постороннему, если, конечно, мы не писатели, не художники, не актеры, не музыканты. При этом необходимо помнить, что любая творческая личность выносит на суд публики лишь часть своего виртуального мира, к тому же сильно измененную и, так сказать, переработанную и интерпретированную, поэтому подобные примеры не имеют с рассматриваемыми нами случаями ничего общего.
Именно благодаря последнему обстоятельству — недоступности для окружающих нашего внутреннего мира — большинство из нас и считаются нормальными. А вот если бы кто-то смог проникнуть в наше подсознание… Наше счастье в том, что мы не только не хотим, но и не можем, даже если бы и захотели, перенести собственный виртуальный мир в мир материальный; возможности не те. Когда же редким индивидуумам такое удавалось, их тут же безоговорочно объявляли сумасшедшими. Вспомните известный фильм Марка Захарова «Формула любви»: «Барин наш бывший заставлял всех мужиков латынь изучать; желаю, говорит, думать, будто я в Древнем Риме». Вот классический пример попытки переноса виртуального мира в реальность!
И император, и король имели слишком большие возможности воплощать в реальности свои мечты: власть и исключительное материальное положение делали свое дело. Причем не только имели, но и воспользовались ими. Им, как никому другому, была необходима психологическая разрядка — более «нервной работы», чем монарх, представить себе трудно. Кроме того, напомним, что управление страной, как таковое, полностью дисгармонировало с внутренним миром обоих. Кстати, необходимо обратить внимание на одно важное психологическое отличие монарха XVI века от монарха второй половины XIX века: Людвиг всячески стремился вернуть себе абсолютную «средневековую» власть, но лишь для того, чтобы никому не давать отчета в своих действиях; а Рудольф, облеченный этой самой абсолютной властью, тяготился ею, но лишь тогда, когда от него требовались какие-либо решительные действия в интересах страны.
Но, как ни парадоксально, именно эта отличительная черта подводит нас к сходству № 6: оба монарха четко разделяли свои интересы и интересы государства; более того, в их случаях эти понятия вообще входили в противоречие друг с другом. Монарх «от Бога» сумел бы либо примирить в себе эти противоречия, либо полностью подчинить собственные желания благу страны. Ни Рудольф, ни Людвиг были к такому монаршему подвигу неспособны — они, как мы уже отмечали, подчинили интересы страны своим интересам.
Но по-другому и быть не могло: они жили в своем виртуальном мире и пытались заставить жить в нем окружающих. Если простой человек вдруг объявляет себя во всеуслышание Наполеоном и начинает вести себя соответствующе своим фантазиям, его помещают в психиатрическую клинику. Но если он, считая себя в душе Наполеоном, никому об этом не говорит, откликается на свое обычное имя, спокойно работает и дает волю фантазиям, лишь оставаясь в одиночестве, такого человека никто даже и не заподозрит в каких-либо психических отклонениях. Отсюда проистекает, пожалуй, главное и основное сходство № 7: и Рудольф, и Людвиг «объявили себя Наполеонами» в масштабах целого государства.
При таком положении вещей царствование и того, и другого не могло не закончиться трагически, и опять же прослеживается удивительное сходство в том, как это произошло: Рудольф на семейном совете был объявлен недееспособным и должен был передать бразды правления в руки брата Маттиаса, [16]в пользу которого он и отрекся от престола; Людвиг был также объявлен недееспособным и душевнобольным, а регентом стал его дядя, младший брат отца Луитпольд.
Конечно, необходимо учитывать, что к печальному финалу обоих привел целый ряд объективных предпосылок. Рудольфа и Людвига окружала среда, абсолютно чуждая им, если не сказать враждебная. Рудольф — убежденный католик в стране протестантов, ученый-затворник, обремененный светской властью, покровитель изящных искусств, вынужденный общаться с солдатами-наемниками… Людвиг — средневековый рыцарь в царстве циничной корысти, тонко чувствующий романтик в сетях приземленного материализма, абсолютный монарх Средневековья на троне маленькой Баварии второй половины XIX века…
Они — не герои своего времени. Можно было бы назвать их антигероями, если бы это слово не носило столь явного негативного оттенка, а ведь злодеями, как таковыми, оба эти монарха ни в коем случае не являлись.
Скажем больше. Они вообще не принадлежат ни к какому времени! Их не понимали современники, но точно так же они оказались бы в изоляции и среди своих предков, не говоря уже о потомках. Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем для таких личностей, как Рудольф II и Людвиг II, нет места. Их вечный удел — одиночество. Их истинная родина — собственный внутренний виртуальный мир.
Как бы мы сейчас ни восхищались баварскими «сказочными замками» Людвига II или мрачной мистической красотой Праги — вотчиной Рудольфа II, — окажись среди нас фигуры, подобные «императору-алхимику» или «последнему королю-романтику», и мы в ужасе отвернулись бы от них, объявив их опасными сумасшедшими. Что, собственно, и сделали их современники. Но для нас это сумасшествие было бы еще более заметным. Наш век гораздо приземленнее, циничнее и аморальнее, чем мистический XVI и даже материалистический и нигилистический XIX век. Наивная вера в чудо или любые идеальные и возвышенные мечтания навсегда изгнаны из мировоззрения человека XXI века и вряд ли когда-нибудь вернутся в наши сердца. Но вот неосознанная, загнанная глубоко в подсознание своеобразная ностальгия по этим понятиям у нас осталась. Именно поэтому «чудаки-неудачники» столь привлекательны и для простого читателя, и для историка-исследователя. Нам очень не хватает в жизни волшебства, красоты и рыцарской веры в то, что «красота спасет мир»…
Людям свойственно недолюбливать власть, так сказать, в реальном времени. При этом в «неблагодарной» памяти потомков прочнее остается как раз тот правитель, во времена которого случались различные войны, перевороты, массовые казни и т. д. Из всех коронованных властителей в нашей истории обыватель в первую очередь назовет Ивана Грозного (комментарии излишни), Петра I («зубы, мол, лично драл у подданных, в Голландию ездил почем зря и бороды боярам рубил, ах да, еще Петербург на костях построил») и Екатерину II (опять же, заметьте, не за ее реальные заслуги перед Отечеством, а за грязные слухи о бесконечных любовниках). И почти никто, к примеру, даже и не вспомнит — и это несмотря на Русско-шведскую и Семилетнюю войны! — двадцатилетнее царствование Елизаветы Петровны, при которой не было казнено ни одного человека!
16
Маттиас Габсбург (Матвей, Матфий, Матьяш, нем. Matthias, венг. Mätyäs, чешек. MatyäS; 1557–1619), король Германии (римский король) с 1612 г., избран императором Священной Римской империи 13 июня 1612 г., эрцгерцог Австрийский с 20 января 1612 г. (замещал императора Рудольфа II с 1593 г.), король Венгрии с 16 ноября 1608 г. (коронован 19 ноября 1608 г. под именем Матьяша II), король Богемии с 23 мая 1611 г. (коронован в этот же день под именем Матиаша II).