- Я хочу тебе сказать, Оля...
- Не надо, Владо. Завтра я улетаю. Я очень люблю одного человека. Его зовут Георгий... Ты ведь его знаешь. И он там, - она показала на Луну.
Обратно мы шли молча, и мне страшно было взглянуть ей в глаза. Я хотел, чтобы облака заволокли Луну.
Прощаясь, Ольга задержала мою руку в своей.
- Прости меня, Владо. Я должна была бы об этом сказать тебе раньше. Прости меня. Ты такой хороший, верный друг, а я такая глупая...
...Я никому не говорил об этом ни слова. Только тебе, "Людвиг", и то только потому, что скоро тебя не будет...
Через неделю после отлета Ольги ко мне в лабораторию прибежал запыхавшийся Сережка.
- Владо, готовь стихи!
- Какие, кому?
- Самые наилучшие, человеку, находящемуся в небе.
- Ничего не понимаю.
- Чудак. Завтра столетие со дня открытия трассы Земля-Луна. Торжественные вечера, народные праздники, гулянье и так далее. А кроме того, радиосвязь с Луной.
Я вздрогнул.
- Разве ты не хочешь поговорить с Ольгой?
Я пожал плечами, не зная, что мне ответить.
- Ты какой-то странный, Владо, честное слово. Впрочем, как знаешь. Только для разговора тебе нужно прийти между семью и девятью вечера в Управление космической связи, седьмой этаж, комната семьсот. Я зарезервировал для тебя пять минут.
Некоторое время я ходил по комнате, думая, что мне делать. Что делать, что делать?
- Что мне делать, "Людвиг"? - спросил я старую машину.
Конечно, я должен сказать Ольге то, что не было сказано. Но как? Какими словами?
- Я люблю Ольгу, "Людвиг"! Как мне сказать ей об этом?...
...Я подошел к пульту управления и повернул ручку экстремального поиска. Затем я включил систему самопрограммирования и всю память машины. "Людвиг" загудел, как бы сообщая мне, что он готов выполнить любое задание.
Ряд черных клавишей с полуистертыми надписями: "Диф. уравнен.", "Интегр.", "Эконом. задачи", "Промышл.". Я нашел слово, наименее истертое временем, и нажал на клавишу...
"Старик работает медленно, очень медленно", - подумал я, глядя на неподвижный барабан. Наконец он пришел в движение.
Когда на следующий день я передал небольшой моточек проволоки девушке-оператору, она удивилась.
- А говорить вы не будете?
- Нет.
- Кому передать?
- Ольге Алехиной, биофизическая база.
Девушка вставила катушку в проигрыватель и нагнулась над микрофоном.
- Вызываем биофизическую базу, Ольгу Алехину.
Во всех динамиках, расставленных в зале ожидания, послышался шорох, а затем раздался голос, который звучал гулко, как в огромном пустом зале:
- Ее фамилия теперь не Алехина, а Карено. Сейчас она в кратере Коперника, на квартире своего мужа Георгия Карено. Говорить будете?
Я яростно завертел головой. Девушка-оператор сказала:
- Для Ольги Карено есть запись. Включите квартиру. Алло, Ольга Карено, алло...
- Да, я слушаю!
И я услышал музыку. Ее услышали все, кто был здесь. Это была старинная фортепьянная пьеса. Мелодия лилась, предельно ясная, искренняя, а аккорды создавали удивительный мерцающий фон, который, если закрыть глаза, превращался в лунный свет. Это была мягкая, грустная пьеса... Теплота руки Ольги, шорох камыша, качающаяся в воде лодка... Аккорды прятались за вязь основной темы, а затем властно выдвигались вперед, утверждая силу и могущество. Так было долго, целую вечность. И вот музыка замерла.
Девушка-оператор встрепенулась и скороговоркой произнесла:
- Переходим к следующей корреспонденции...
Но я уже ничего не слышал. Я быстро шел по коридору, а рядом со мной шагал пожилой, совсем седой человек.
- Хорошо придумано, молодой человек! - вдруг сказал он.
Я остановился и вопросительно посмотрел на него.
- А что это за музыка?
- Вы не знаете?
Я смутился. Откуда мне знать! Ведь это письмо придумал "Людвиг"!
- Молодой человек, - сказал мой попутчик, - это первая часть сонаты до-диез минор, написанной в начале девятнадцатого столетия гениальным композитором Людвигом ван Бетховеном. Иногда эту пьесу называют Лунной сонатой.
И тогда я побежал. Я бежал через весь город к вычислительному центру. Я сталкивался с прохожими, пробирался сквозь толпы праздничных людей, вырывался из рук танцующих на улицах и площадях, вскакивал в автобусы и, совершенно выбившись из сил, на лифте взлетел на десятый этаж. Я широко распахнул дверь своей лаборатории и остановился как вкопанный. На том месте, где раньше стоял "Людвиг", возвышалось сооружение из блестящего металла и пластиков...