Бричка медленно прокатилась Старым Рынком, миновала костел Иоанна Крестителя и, так же едва двигаясь, объехала Лысую Гору. Высокий Замок мрачно выглядывал своими стенами и башнями из-за густого смешанного леса, что обволакивал его подножие.
Дорога стремительно направилась в гору, и бедной кляче пришлось туго. Она хрипела и мотала головой, время от времени спотыкаясь о коварные камни. Встревоженный возница соскочил на землю и взялся толкать бричку сзади. Пан Бень оказался в очень неудобном положении. Он не мог вылезти вслед за возницей, потому что тогда брюхо потянуло бы его вниз и он скатился бы, как большой валун. С другой стороны, из-за своей доброты, он слезно жалел взмыленную лошадку.
Замковая стража еще издалека услышала о приближении экипажа. Когда титаническими усилиями всем троим удалось взобраться на вершину, несколько вооруженных драбов (наемных пехотинцев) вышли им навстречу. Сморенная кляча повалилась всем телом на землю, рядом с ней распластался возница, проклиная все на свете, а прежде всех — зажиревший магистрат.
Пан Бень осторожно вылез из брички и, положив перед бедолагами тройную плату, решил их не беспокоить и пошел следом за драбами. Те провели посланника через главные ворота во двор замка, что утопал в грязи, создавая рай для свиней. Те могли хлюпаться почти всюду, кроме тех мест, где для людей были проложены доски: от ворот до дома бурграфа, оттуда до пекарни и до колодца.
Из пекарни доносился запах свежего хлеба и слышалась людская суета. Зато в доме бурграфа, ясновельможного пана Сильвестра Белоскорского, было тихо, как в могильной яме.
Один из драбов постучал в двери. Было слышно, как эхо блуждает по стенам, окнам, доносится до каждой комнаты и, наконец, достигнув крыши, умолкает. Когда двери приоткрылись, на пороге стоял маленький остроносый дедок, деловито упершись в бока руками.
— Чего надо? — быстро прошамкал он.
— К его светлости, — коротко объяснил драб, указав на Беня.
Дедок смерил посланника быстрым взглядом и, прищурив глаз, сказал:
— Так, так… А, это вы? Узнаю. Идите за мной.
— Вы к нам с тем же, что и всегда? — на ходу переспросил дедок.
— Да, поскольку его величество возложил такие обязанности на львовский магистрат, мы должны каждый год делать то же самое…
— Вы только с этим? — допытывался старец.
— Еще кое-что лично для бурграфа, — ответил Бень.
— Ага, я так и подумал, что вы не просто так заявились на две декады раньше, — с беззубой улыбкой подмигнул дедок.
Мысленно пан Бень отдал должное наблюдательности слуги, которого едва помнил.
Из-за потемневших дверей слышался голос бурграфа.
— У пана аудиенция? — спросил Бень, тяжело дыша после прогулки по лестнице.
— Не волнуйтесь, — промолвил дедок, — я никого не впускал, следовательно у пана бурграфа одно из наших привидений.
— Привидений? — не понял Бень.
— Да, они имеют довольно плохую манеру появляться без предупреждения.
— То есть… духи?..
— Да, да. Разве вы до сих пор ни с кем не встречались?
— Слава богу, нет…
— Ну, тогда имеете такую возможность.
— Да что вы, господь с вами!
— Совсем от рук отбились. Появляются средь бела дня.
Дедок постучал, и голос коменданта пригласил его войти.
Пан Бень, боязливо крестясь, переступил порог и замер, не смея пошевелиться.
— А, пане Бень! — обрадовался бурграф. — Эй! И почему вы перекрестились? Прогнали моего друга… Хотя, если откровенно, то я сам это делаю, когда мне надоедает болтовня. Ха-ха! Тогда его как ветром сдувает.
Бень начал понемногу оправляться, склоняясь к мысли, что бурграф и его слуга за этот год совсем сошли с ума.
Подали обед, и это заставило его забыть про все ужасы, которые он пережил за полдня: бешеную морду бургомистра, выход на Замковую гору и, наконец, ощущение потустороннего мира, что превзошло все ужасы, до сих пор пережитые. Обед был на удивление вкусный, и пока пан Бень отдавал ему должное, бурграф внимательно перечитывал адресованное ему послание.
Сильвестр Белоскорский был среднего роста, крепкого телосложения, но уже в летах мужчина. Длинные седые волосы, как туман, спадали ему на плечи с высокого и морщинистого лба, под которым, прикрываясь дугами бровей, виднелась пара быстрых синих глаз. Шрам на левой щеке и сломанный нос выдавали в нем старого солдата, которому должность коменданта мощнейшей на Галичине крепости досталась совсем не даром. Над острым выбритым подбородком примостился широкий рот, всегда готовый растянуться в дружеской улыбке.