— Ну-ну, — сказал Омелько, вытянув в ту сторону шею, — покажись мне…
Впрочем, искренне говоря, отважный писарь и понятия не имел, что будет делать, если вдруг окажется лицом к лицу с кем-то из некрещеной братии. Но он был не один, а это обстоятельство делает кого-то героем.
Месяц должен теперь висеть над головой, но он, по неосторожности зацепившись за Лысую Гору, подрагивал одиноким пленником почти над горизонтом. Xиx легонько дунул в ту сторону, и он, раскачавшись, двинулся вверх, постепенно уменьшаясь.
— Эй! — вырвалось за спиной, затем кто-то грохнулся.
— Кум? — тревожно молвил Омелько.
Пан Бень сидел на куче раздавленных яблок и жалобно стонал:
— Люди добрые, ну это уже слишком. Раков в шинке я еще мог стерпеть, но ведь месяц — не рак!.. Нет, теперь ни капли в рот.
— Тю! — насмешливо ответил писарь и схватил кума под руки, делая отчаянную попытку поднять его на ноги. — Что вы там придумываете!
В это время какой-то дикий смех прозвучал совсем близко, и на усеянной луной тропинке появился странный всадник: голая и растрепанная женщина сидела на плечах у тучного человека, держась обеими руками за его роскошные усы, правя ими, как вожжами. Конь курьера, увидев такое зрелище, рванул прочь, и пока Христоф его сдерживал и успокаивал, странное порождение ночи уже шуршало в жите.
— Свят, свят, свят, — пронеслось между присутствующими, а Xиx отступил от них на три широкие шага.
— Это наш староста, — выдавил из себя Омелько, — ах, оседлала, безумная…
— У-у, нечисть! — вдруг завил пан Бень и, ухватив яблоко, метнул его в жито.
По правде, это было скорее проявление отчаяния, чем смелости.
— Так их, кум, — обрадовался Омелько, получив неожиданную поддержку, — пусть только еще появятся.
Словно услышав писаря, в небе промелькнуло две тени и, покружив вокруг месяца, исчезли за Лысой Горой.
— Ты смотри, — процедил тот, хватаясь и сам за яблоко.
Через миг в небо выплыла еще одна тень. Она двигалась медленно и горделиво, минуя звезды и не глядя на людей внизу.
— На тебе! — выпалил Омелько, метнув в нее кислицей. Однако, не достигнув цели, яблоко брякнуло в нескольких шагах от него.
— Кидайте, кум, — живо взбодрил он пана Беня.
Тот широко замахнулся, но с ужасом почувствовал, что его огромная рука с силой стеганула кого-то по голове. Граф Хих, только вскрикнув, распластался на земле. Шляпа налезла ему на лицо, закрывая удивленную рожу.
Тень вверху заметалась. Христоф четко видел женские очертания верхом на метле. Получше прицелившись, он, вслед за писарем, вовсю швырнул в цель несколько гниляков. Теперь ведьме несдобровать! Глаз стрелка его не подвел: раз с десять перевернувшись в воздухе, она так затрещала в ивняке над Полтвой, что все соловьи вокруг замолчали и еще долго не решались подать голос.
Омелько затанцевал на радостях:
— Там ей и аминь! Ей-богу, даже ведьма даст дуба, когда телепнется с такой высоты!
Христоф молчал. Непонятное чувство вины камнем легло на его душу. Мысленно он уже корил себя за то, что согласился пойти с писарем и теперь встрял в эту сумасшедшую историю. Из головы не выходило темное гибкое тело, что извивалось в небе на метле: распущенные волосы, круглая грудь, пышные бедра… Он тяжело вздохнул и отвязал коня.
— Пойдемте, пане писарь, если вы еще приглашаете.
— Да-да, — радостно молвил Омелько, — безусловно!
В темноте послышалось глухое рычание. Триумфаторы со страхом осмотрелись. Дырявый слуга Хиха волок своего безучастного хозяина подальше от них в жито. Он сердито поглядывал на пана Беня и грозил ему оскаленными желтыми зубами.
— Бедолага, — пожалел его писарь, — досталось ему от тех ведьм. Верно, какие-то чары…
Пан Бень молча кивнул головой.
— И не говорите, кум…
Все трое отправились к писареву дому, а утром, как только на свет благословилось, посланник бургомистра галопом помчался на восток, напрочь забыв про ведьмоборцев и ночные приключения.
Глава IX
За дверями послышались чьи-то торопливые шаги, угрожающий скрип лестницы и брань хозяина. В двери сильно и бесцеремонно постучали.
— Черт побери, — сквозь сон ответил Себастьян.
Стучали упорно и все сильнее.
— Кого там черт принес в такую пору? — тяжело отрываясь от кровати, сердито крикнул он.
— Это я, пане поэт, не убивайте… — донесся обеспокоенный голос Мартина, — ваш покорный слуга, хочу передать приказ бургомистра…
Себастьян тяжело оперся на двери и усилием всего непослушного тела их приоткрыл.