— Чего стали, недоумки? Он же один! — науськивал их нищий.
Это придало духу нападающим, и они снова двинулись вперед.
— Предупреждаю, поотрубаю вам носы и уши, — предупредил прохожий.
— Вперед, олухи! — скомандовал распластавшийся заводила.
Подлецы трусливо ступили еще несколько шагов.
— Дурни, — свистнул насмешливо прохожий, — у меня же ничего нет…
В доказательство он отбросил полу плаща, показав пояс, а на нем — ножны от сабли.
— У него же еще есть карманы! — завыл нищий от отчаяния.
Тем временем на ратуше пробило две четверти пополуночи.
— Ого! — воскликнул прохожий. — Простите, панове, расступитесь!
С этими словами он взмахнул саблей, и в один миг послышались вопли, треск палок и чей-то предсмертный крик. Через минуту прохожий, переступив через несколько трупов, вышел на Рынок. Миновав Мелюзину и ратушу, он приблизился к дому, откуда потоком лился свет, музыка, а из открытых окон доносились пьянящие ароматы женских духов и винные испарения. При входе его встретил лакей. Взяв плащ и окровавленное оружие, лакей на миг остановился и вопросительно посмотрел на прибывшего.
— Да, вычисти до блеска.
Гость улыбнулся и по-дружески похлопал слугу по плечу:
— Я вспомню о тебе в своих сегодняшних виршах.
Лицо лакея прояснило в улыбке.
— Как тебя звать? — спросил гость.
— Мартин, ваша милость, — ответил тот.
— Ладно, Мартин, но смотри, чтобы на моем клинке не было ни одной царапины.
Гость торопливо двинулся по лестнице. Из банкетного зала катились волны музыки и ароматов.
Перед резными дверями с позолотой он прищурился и на миг остановился, привыкая к свету сотен свечей, который преломлялся в бесчисленном количестве подвесок из хрусталя, рассеивался по залу удивительными вспышками. Сотни глаз с интересом уставились на пришельца. Кто-то подал знак, и музыка стихла…
— Мой дорогой Себастьян! — раздалось на весь зал.
Присутствующие расступились, давая дорогу бургомистру, Якубу Шольцу. Тот, раскрыв объятия, двинулся навстречу гостю.
— Мой дорогой Себастьян! А мы уже заждались! Вы, наверное, встретили в пути музу, и она не отпускала вас до сих пор.
— Действительно, мой пане, я встретил музу и не одну.
Улыбка бургомистра разом сникла.
— Вижу, она даже оставила о себе памятку, — встревоженно сказал он, — взгляните на свою руку… На левую…
Только теперь гость заметил, что чуть ниже плеча у него было разорван камзол, а рубашка под ним прилипла к телу. Кровь на темной ткани была незаметной.
— Пустое, — улыбнулся раненый.
— Лекаря! — воскликнул бургомистр, знаком приказывая Себастьяну сесть.
— Лекаря, лекаря! — подхватили присутствующие.
— Умоляю вас, мой пане, не беспокойтесь, — молвил гость, — со мной все в порядке. Я ничего не чувствовал до сих пор.
Но бургомистр его не слушал, он кивнул слугам.
Наконец в другом конце зала появился толстяк, которого все нетерпеливо подталкивали вперед. Тот еле удерживал равновесие.
— Быстрее, черт побери! — ругнулся бургомистр. — Быстрее!
— Святой Антоний, да, прошу, ваша милость. Если уж этот зал такой длинный, — задыхаясь, сказал несчастный лекарь. — Уже бегу, бегу! Что случилось? Плохое вино? Что-то в горле застряло? Рыбья кость? Вот я, ваша милость. Кашляйте, юноша, кашляйте, сейчас я ударю по спине…
— Где Доминик? — выкрикнул в толпу бургомистр.
— Пана Гепнера на балу нет, — ответил кто-то.
Тем временем лекарь вознамерился глянуть Себастьяну в рот.
— Болван, он ранен! — закричал Шольц.
— Ах! — воскликнул отчаянно толстяк. — Но я в первую очередь спасаю, когда кто-то перебрал с едой, не дай бог — подавился.
— Черт тебя возьми, ты лекарь или кто?
— Лекарь, ваша милость…
— Тогда делай свое дело! Останови для начала кровотечение!
— Слушаюсь…
С Себастьяна сняли камзол и левый рукав сорочки. Лекарь внимательно и испуганно присматривался к ране, неизвестно чего больше боясь — крови или бургомистра.
— Рана серьезная? — спросил Шольц.
— Нет, ваша милость…
— Мой пане, — сказал Себастьян, — мне неудобно оказаться тут в таком виде…
— Глупости, — перебил бургомистр, — мы слишком долго ждали вас, мой друг, чтобы теперь вот так вот отпустить…