— Принесите воды, — растерянно кивнул лекарь.
Просьба была мигом выполнена.
— Расскажите нам, дорогой Себастьян, что с вами случилось? — спросил Шольц.
Гость, как всегда в таких случаях, слегка наморщил лоб и на секунду задумался. Ему подали полный бокал и, сделав глоток, Себастьян начал свой рассказ:
Поэт на миг замолчал, чтобы сделать еще глоток да и подумать над продолжением. Зазвучали аплодисменты, глаза бургомистра заблестели, он был пылким поклонником поэзии.
— «Про неопределенность бытия», — повторил он, — клянусь, вы меня заинтриговали!
Себастьян поклонился, немного сморщившись от боли в плече. Через минуту он продолжил:
— О, позор, позор мне! — вдруг воскликнул бургомистр. — «Лишь серебром слова»… Даю вам обещание, Себастьян, вы станете богатым настоящим серебром еще до наступления утра. Но продолжайте, продолжайте…
— Одну минутку, — умоляюще вмешался лекарь, — у меня нет даже чем перевязать рану, а это непременно надо сделать, ваша милость…
— Возможно, этот платочек понадобится для такой цели? — послышался чей-то бархатный голос.
— Благодарю, панно, — облегченно вздохнул лекарь.
Себастьян встретился взглядом с молодой очаровательной панною.
Он поклонился ей — не отводя глаз. Невмоготу было ему этого сделать. Его поэтической натуре она показалась богиней. Эти горящие глаза, нежные губы, слегка зардевшиеся щеки, темные, уложенные в затейливую прическу волосы… Поэт даже не сразу услышал, что бургомистр требует продолжения рассказа. Между собравшимися послышались смешки, и это привело Себастьяна в сознание.
— Простите, — сказал раненый, — просто рана заболела вдруг.
Бедняга лекарь упал на колени.
— Осторожно, болван, — грохнул бургомистр.
— Простите, ваша милость, — прошептал тот.
Себастьян кивнул головой, и все затихли. Через миг его голос снова завладел всеми присутствующими:
Тем временем лекарь перевязал рану, и поэт, под новую волну аплодисментов, поднялся на ноги, невольно ища глазами темноволосую красавицу. Она стояла неподалеку и также аплодировала ему. На ее устах сияла улыбка, за которую он готов был умереть. То сияние заполняло для него всю огромную залу, а хрустальные блики, что так сначала его ослепили, теперь казались лишь жалким мерцанием. В очередной раз поэта вернул в себя бургомистр:
— Браво, Себастьян, я не перестаю восхищаться вашим талантом, — говорил он, — но, впрочем, у меня к вам просьба.
— Да, пане, слушаю.
— Отныне всегда носите кольчугу.
— Непременно!
— К развлечениям, панове! — развеселившись воскликнул бургомистр. — Музыка!
А поэт тем временем снова погрузился в размышления.
— Мой друг, — перекликая первые аккорды, произнес Шольц, — у вас на устах еще одна поэзия?
— Действительно, ваша милость, всего несколько строк. Вот они: