Страх, что придется проснуться, уступил низменному желанию и потребности, которая казалось, умерла в ней ещё десять лет назад.
Дрожащими от напряжения руками Кейси на ощупь пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке, то и дело бросая это занятие, прикасаясь кончиками пальцев к рельефной шее. Деннис, в отличие от неё, никогда не бросает дело на половине пути, доводя всё до конца. Горячая ладонь, что еще недавно покоилась на кровати, проскользнула под футболку, мягко прикасаясь к шрамам и сжимаясь на ребрах.
Разорвав поцелуй, она жадно пыталась проглотить воздух, чувствуя, как испарина выступила по всему телу, а щеки приобрели пунцовый оттенок. Его выдержке и устойчивому дыханию можно было позавидовать, но состояние возбужденности выдавал стук быстро бьющегося сердца.
- Я чертовски хочу разорвать тебя на куски, - Деннис практически рычит, произнося эти слова снова и снова, выделяя каждое по отдельности.
Когти зверя впиваются под ребра, срывая с губ Кейси протяжный стон.
«Проснись», - нежно, протяжно и будто на распев раздаётся прямо над ухом, а затем сопровождается глухим стуком.
Резко дернувшись, Кейси просыпается в согнутом состоянии за столом. Мышцы от неудобной позы затекли, а за стенкой раздавалась заставка шоу «Доброе утро, Америка», которое начинается ровно в семь часов утра. Учитывая, что сегодня суббота, это казалось как минимум странным. Стук объяснялся топотом соседей за стенкой, которые по утрам были еще эмоциональнее, чем в остальные часы.
Кук не помнит, как ей удалось уснуть за рабочим столом и не разлить чашку с остатками недопитого кофе на себя. Экран ноутбука, всё ещё заряжающегося от сети, показал черновик сообщения, которое она так и не дописала для Денниса.
Ночью, поддавшись явной ностальгии, Кейси долго перечитывала первые электронные письма, написанные под впечатлением ночного убийства и их прощания. Не ограничивая себя одними “мейлами”, были перечитаны и наброски к книге, хранящие подробное описание того дня, когда она осталась одна в комнате, а через пару часов проснулась с Хедвигом.
От мысли о ночных сновидениях становится не по себе.
Она не впервые контактирует с кем-либо из личностей во сне, позволяя тёмным фантазиям вырваться наружу, компенсируя длительное отсутствие общения в реальности. Время, которое должно было сгладить все острые углы в воспоминаниях, делая их отголоском прошлого, будто специально лишь усиливало былую привязанность.
Сложнее всего смириться с тем, что всё пропало. Как и при смерти отца, Кейси казалось, что происходящее – сугубо её вина и неумение защищать близких людей. В детстве всегда кажется, что будешь жить вечно, а кошмары развеются, когда небо озарит солнечный луч.
Детство — это королевство, где никто не умирает.*
***
На станции Лоример в Бруклине Кейси часто слышала игру музыкантов, зарабатывающих своим талантом. Люди любили эти музыкальные паузы, которые отвлекали от мрачных мыслей, нагоняемых действительностью. Но сейчас меланхоличная музыка, разливающаяся по всем смежным вагонам, давала обратный эффект, ещё больше вгоняя окружающих в тоску.
«… They say that the world was built for two
Говорят, мир был создан для нас двоих,
Only worth living if somebody is loving you
Жить стоит, лишь когда тебя кто-то любит…»**
Изнеможённые, как сонные мухи, пепельно-серые люди заходили в вагон и через несколько станций выходили, а на их место возвращались другие. Молодые и амбициозные, беженцы и коренные жители, мигранты и простые туристы - они становились лишь пятном лиц, которое Кейси видела изо дня в день, из недели в неделю, из года в год на протяжении пяти лет.
Первую половину дня было решено посвятить встрече с Жаклин, которой, по подсчетам врачей, должно было стать лучше, а затем следовало набраться терпения и пережить три часа вечера за просмотром фильма.
«Куда смотрит полиция, позволяя психам разгуливать по улице», - донеслось от тучной женщины, перешедшей с конца вагона. Она придерживала своего сына за плечи, как будто защищая от угроз внешнего мира.
Посмотрев по сторонам, Кейси попыталась понять, кому предназначались эти слова, но безрезультатно. Поезд остановился на пересадочном узле Мертл-авеню — Уайкофф-авеню. Толпа хлынула в вагон, и поиски стали бесполезны. Вероятность, что этот человек не сменил линию Канарси на Мертл-авеню, была приближена к нулевой отметке.
- Поприветствуй миссис Кеннеди, - шепнула медсестра, стоило Кейси появиться на пороге палаты Жаклин. – В этот раз на несколько недель раньше.
Жаклин беспокойно ходила по комнате в одном из лучших платьев от Барри, которое Кейси радушно передарила ей. Будучи самой молодой первой леди из двадцати девяти ранее занимавших белый дом, она чувствовала, как все без исключения принимают ее за тщеславную расточительницу средств, как в своё время Марию-Антуанетту, и ожидают, когда она поднимется на эшафот.
- Доброе утро, миссис Кеннеди, - Кейси поклонилась, вспоминая, как когда-то подстраивалась под общение с Хедвигом. Мысли о ночи вновь дали о себе знать.
- О, моя милая, я так рада, что ты зашла! – Жаклин прекратила свои беспочвенные терзания, учтиво предлагая присесть за стол. – Я так волнуюсь перед экскурсией по Белому дому. С тех пор, как Джек стал президентом, я почти всегда должна держать себя в руках, ведь первая леди - пример для подражания. А ещё нужно следить за восстановлением исторической стороны нашего нынешнего жилища.
Женщина протянула несколько изрядно засаленных пальцами глянцевых фотографий интерьера Белого дома, которые тщательно хранила от посторонних глаз.
- Вы справитесь и покажете этим людям, какой вклад вы внесли.
Лицо Жаклин преобразилось в расслабленной улыбке. Чужие слова чаще вселяли в неё надежду, чем то, что она видела собственными глазами.
- Ты чем-то обеспокоена, Кейси? – она слегка сжала ее руку в дружеском жесте. – Ты не должна мне завидовать и скрывать свои переживания. Я хочу знать, что волнует жителей этой великой страны. Это моя обязанность.
Жаклин верила в то, что говорила, и эта вера губила её.
Некоторые психологи и психиатры, включая её лечащего врача, считали, что диссоциативное расстройство идентичности в случае Жаклин Розенберг имеет ятрогенный или надуманный характер. Когда-то она услышала от матери, что её назвали в честь сороковой первой леди, а потом кто-то назвал её другим именем, и она поверила, что в ней живет кто-то еще, например, Джеки Кеннеди.
Глубина психоза состояла в непринятии реальности, где ей выпала роль педагога в младших классах, отразившаяся в Джоан. Её мучила депрессия и панические атаки, вызванные страхом смерти, забравшимся глубоко под кожу и пустившим свои корни.
- Просто неприятный разговор с психологом. Пустяки.
- Все психологи, за исключением тебя, просто ненормальные, - поспешила заверить женщина. – Когда я думаю о том, что мне пришлось бы находиться в их обществе двадцать четыре часа в сутки, мне откровенно страшно. Что они наговорили тебе?
- У меня стокгольмский синдром, - честно призналась Кук, перехватывая взгляд медсестры, оповещающей, что через пятнадцать минут Жаклин вколют транквилизатор. Ежедневная процедура, превращающая подвижного человека в самый настоящий овощ, не имеющего ничего общего с жизнью, бурлящей в каждом из нас.
- Не верь в то, что тебе говорят.
Легко утверждать, будучи пациентом психиатрической клиники.
- Миссис Кеннеди, - не скрывая комичности ситуации и иронии в голосе, отозвалась Люсиль, занося капельницу. – Вам нужно выспаться перед проведением экскурсии. Вы же не хотите, чтобы публика запомнила первую леди с кругами под глазами?
- Да-да, верно, - немного смутившись, согласилась Жаклин, возвращаясь на кровать. – Я в последнее время так плохо сплю. Джек говорит, это нервное.
Она рефлекторно дернулась, прикрывая глаза, когда игла катетера вошла в вену.