Но единственной женщиной, которая продолжала следить за Кейси и периодически читала нравоучения, была Патриция в теле Кевина. Это было как минимум странно, но спустя долгие годы отсутствия заботы это было лучше, чем ничего.
- Кейси, ты проснулась, - раздалось шепелявое приветствие Хедвига, который за пару шагов преодолел расстояние от двери до кровати, присаживаясь рядом с ней. – Мисс Патриция очень недовольна, что ты проспала почти весь день.
- Сколько сейчас времени?
- Почти половина третьего. Ты проспала завтрак.
Кейси завидовала его непоседливости и тому, что, будучи взрослым человеком, Кевин имел детскую личность и возможность вновь ощутить счастье в мелочах, как, к примеру, сладости весь день и неограниченное количество часов перед телевизором. Вседозволенность развращает, и с возрастом ты не чувствуешь былого восторга перед стеллажами со снэками и газировкой.
- И всё же… Доброе утро, Хедвиг, - она позволила себе такую дерзость как телесный контакт, обнимая мальчика за плечи.
- Тебя будут ругать, - глубокомысленно произнес он. – Когда я не просыпаюсь рано, то мисс Патриция часто сердится на меня, считая, что так я становлюсь обузой для всех.
- Я уже выросла из того возраста, когда меня будут порицать за длительный сон.
Живя с дядей, Кейси действительно перепадало от опекуна за тунеядство и непослушание, поэтому синяки на руках за неповиновение были частыми гостями на её теле.
- Мистер Деннис нашел твоё кольцо на кухне и спрятал, но я уже забрал к себе.
- Можешь выбросить, - усмехаясь, отозвалась Кейси, осматривая знакомого человека перед собой. Раньше её интересовало всё, что происходит в его голове, но теперь это было, как игра, которая никогда не закончится, и со временем она смирилась с тем, что в одном мужчине будут и женские личности, и пожилой Оруэлл, и Деннис, и модельер Барри, и девятилетний мальчик, которому не суждено повзрослеть. – У тебя не осталось припрятанной шоколадной пасты?
Все сладости запрещались Хедвигу, и ему приходилось прятать всё у себя в комнате, остерегаясь лишь того, что на зов придут муравьи или мисс Патриция обнаружит, что одежда перепачкана арахисовой пастой (Как и всякий ребенок, он имел дикую привычку вытирать руки о собственную одежду).
Озорная улыбка растягивается на его лице.
- Маршмеллоу, - Хедвиг наклоняется слишком близко, чтобы прошептать эти слова, будто у стен есть уши.
От одной мысли о пасте маршмеллоу и ее химически-приторном вкусе Кейси вздрагивает, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, но мгновенно одергивает себя. Сегодня можно абсолютно всё, как и в детстве. Один день в году разрешено побаловаться тем, что так любят дети и некоторые взрослые.
- Отлично, - девушка старалась разделять его восторг, качая головой в знак согласия. – Неси сюда.
- Мистер Деннис будет недоволен и накажет, если здесь все будет в крошках.
- Мы ему не скажем, - Кук заимствует его интонацию, ощущая себя частью какого-то заговора. – Никакого завтрака или ленча, лишь телевизор и сладкое.
Кейси удавалось видеть такой восторг на лице, проходя практику в детском отделении, когда медперсонал разрешал или самостоятельно предлагал бесплатные прилипающие к ещё молочным зубам карамельки со стойки. Наверное, будь у неё младшие братья, они бы испытывали нечто подобное, когда уходили взрослые.
Она указывает взглядом на дверь, приложив палец к губам, подразумевая, что это останется только между ними.
Как и прежде, Хедвиг за пару мгновений сокращает расстояние до двери, а потом и вовсе скрывается из виду. Кейси остаётся лишь последовать за ним, ступая на носочках по полу, прямо как в детстве.
В шкафах кухни удается обнаружить еще хрустящий хлеб для тостов и несколько шоколадных батончиков. Сладкое, кроме Хедвига и иногда Барри, никто не употреблял. Деннис ненавидел сахар, Патриция считала, что он портит фигуру и отдавала предпочтение мёду, ну а Оруэлла никто и никогда не спрашивал на этот счет. Остальные личности были в некотором смысле всеядны, исходя из утверждения «бери, что дают и пока дают».
Барри продолжал покупать все сладости, которые хотел Хедвиг, начиная от шоколадных конфет и заканчивая извращениями, вроде пасты маршмеллоу или сахарной ваты с каким-то диковинным вкусом. Сам он ограничивался конфетами или пирожными, но остальное было в отместку Джейд, над которой издевательства не прекращались, даже в сознании.
Сколько бы лет не прошло, но разлад между ними лишь крепчал.
Кейси нравилось наблюдать восторженный взгляд Хедвига, когда каждый тост был обильно смазан пастой с розовым красителем, объясняющимся клубничной отдушкой.
Ей хотелось еще сварить горячий шоколад, как в детстве, но подобного удовольствия на полках и в запасах мальчика не оказалось, и пришлось довольствоваться крепким кофе и мятным пакетированным чаем. Трогать коллекцию Патриции Кейси откровенно побаивалась.
Как можно удобнее устроившись на полу перед телевизором и прижавшись спиной к дивану, они пересмотрели по пятнадцать серий каждого из шоу, начиная с “Топ-модели по-американски” и “Проект Подиума” и заканчивая “Jenna’s American Sex Star”** на платном канале, который, по чистосердечному признанию Хедвига, подключил Барри, но смотрела добрая половина личностей. В конце концов было выбрано три телепрограммы, на которые то и дело переключала Кейси, подлавливая моменты между рекламами. Одним из них стал повтор старых выпусков про Лягушонка Кермита из “Улицы Сезам”.
В детстве Кейси обожала смотреть это шоу вместе с отцом, и, когда они уходили на охоту, он всегда просил кого-то из соседей записать на видеокассету пропущенные серии. Старые воспоминания разлились патокой по телу, когда Кук, как и когда-то в детстве, сложив ноги по-турецки, продолжила просмотр, смеясь над шутками и умиляясь куклам Берта и Эрни***. Ей даже пришло в голову провести параллель между куклами и личностями. Берт, как и Деннис был невероятно умный и немного занудливый, в то время как Барри или Хедвиг отлично походили на роль Эрни, как пример наивности и беззаботности.
Каждые пять минут Хедвиг зудел, чтобы она переключила шоу, предназначенное для детей, напомнив, что он уже не ребенок и реклама на VH1 закончилась (и есть шанс упустить советы судей для будущих топ-моделей).
Но сейчас Кейси удалось досмотреть весь выпуск без напоминаний о рекламе и мольбе переключить канал, что означало или о смирении мальчика или о смене личностей. Внимательный ледяной взгляд подтверждал второй вариант.
- Я смотрела это шоу с отцом в детстве, - поспешила оправдаться она, выпрямляясь и стряхивая крошки с одежды на тарелку рядом.
- У тебя нет никаких родственников, верно? Братьев или сестер.
- Нет. Я ничего не знаю о родственниках со стороны матери, но со стороны отца никого не осталось.
Говорить об опекуне не было надобности. Кейси давно эгоистично списала его со счетов. Никто из личностей обычно не поднимал тему семьи и родственных уз, считая, что если нужно будет, то девушка сама расскажет.
- А мама?
- Она умерла. Я не помню её, а отец мне никогда и ничего не говорил о ней, считая, что это лишь причинит мне боль. Раньше я часто представляла её и скучала по этому образу, но я даже не знаю, как она выглядит и где похоронена. Документов никаких нет, а запросы в архив никто не читает, - Кейси сама не понимала, почему решилась на откровенности, но ей давно хотелось поделиться этим. – Я лишь знаю её имя из свидетельства о рождении.
- Должно быть, тебе одиноко.
- Сейчас у меня достаточно собеседников, - постаралась отшутиться она, чувствуя, что разговор зайдет в тупик, если будет построен на жалости и сострадания к её персоне. – Мне нужно ещё забрать некоторые вещи.
- Конечно, твоя одежда уже в комнате.
Несмотря на то, что её рубашка уже была идеально выглажена, как и кардиган, Кейси оставила свой выбор за рубашкой и прежней кофтой Джейд, которая хоть и была велика, но значила намного больше, чем растянутые собственные вещи.