Кейси не была сторонником религии, но в отчаянии, как и было сотни лет до неё, искала спасение в Боге, ссылаясь на него во время своих поражений и забывая восхвалять его в часы побед.
Говорят, что, протягивая руку ближнему своему в дни сомнений, мы можем увидеть лицо Господа.
Каждый день она повторяла себе, что страдания привели к покою, а терпение в равной степени, как и рвение, вознаградится позднее. Подарить милосердие и шанс на исправление грехов тому, чьё сердце не знает пощады и доброты, было равносильно тому, чтобы поймать вора за руку, но позже отпустить, оставив перед его носом все ценные вещи.
Душа не предается отчаянию, не исчерпав всех иллюзий.*
В первый понедельник сентября Кейси, как и всегда, посещала Жаклин, приближавшуюся в своих фантазиях к убийству президента, не дожидаясь наступления ноября.
Вспоминая тот день, Кук задавалась вопросом, почему её не смутило отсутствие в комнате отдыха Люсиль, которая обязана была сменить утром другую девушку.
Перед каждой встречей её предупреждали о том, в каком настроении находится первая леди и какие темы лучше не затрагивать во время беседы, но сегодня не было ни дежурной медсестры, ни ветреной дочери главного врача.
Жаклин по обыкновению сидела за столом и что-то записывала, с силой вдавливая стержень в листок бумаги. Но сегодня её поза значительно отличалась от выправки, с которой раньше женщина подавала себя, держась, словно струна. Нога на ногу – дурной тон – и напряжённые мышцы спины.
- Доброе утро, миссис Кеннеди, - Кейси произнесла эти слова без капли насмешки, прощупывая почву в их беседе. Последнее время ей с лихвой хватало диссоциативного расстройства в жизни, но возможность покинуть свою старую подругу рассматривалась как предательство. Женщина никак не отреагировала, лишь ещё сильнее надавила кончиком ручки на разлинованный листок. – Жаклин?
Она тяжело вздохнула, будто бы эта ситуация довела её до сумасшествия, и с силой отбросила ручку, позволяя дешёвому пластику отскочить от стены и разлететься на несколько частей.
- Это. Уже. Не. Смешно, - отозвалась женщина, делая ударение на каждом слове.– Четвертый человек за день. Вы думаете, что если я нахожусь здесь, то не знаю, что сегодня не первое апреля, или у вас каждый день новая жертва?
Южный акцент и прищуренный взгляд в попытке разглядеть того, кто нарушил покой – подобное описание походило на третью личность в теле Жаклин – Джессалин.
Кейси никогда не общалась с последней, но читала описание, составленное лечащим психиатром. Джессалин была родом из Далласа, чем ещё больше нагнетала межличностный конфликт, и являлась одной из несдержанных личностей.
Если в сознании Кевина все находились в одной комнате, сидя на стульях, решая, кому достанется свет в этот раз, то в разуме Жаклин существовал большой лабиринт из зеленых изгородей и одного выхода. Тот, кто не терялся в живых зарослях, занимал сознание, пока другие личности путались в колючих чертогах.
«Я потерялась в реальности».
- Прошу прощения, - Кейси в жесте сожаления приложила руку к сердцу. – Я обозналась.
- Эта Жаклин чокнутая, как и Джоан, - огорченно парирует Джессалин, закусывая рану на губе. – Я прекрасно знаю, где нахожусь, но ,пожалуйста, хоть Вы не издевайтесь надо мной. Я слишком долго находилась в тени этих двух. Джессалин.
Она протянула дрожащую руку, крепко пожимая ею чужую в честь знакомства.
- Кейси.
- Да, я в курсе. Ты вроде как моя нянька. У тебя не найдется ручки?
Кук отрицательно покачала головой, вспоминая, что по измененным правилам ей запрещено проносить что-либо пациентам без одобрения комиссии.
- Блеск, - Джессалин подняла то, что осталось от прежнего инструмента письма, решая, что и одним стержнем прекрасно обойдется. – Твоя идея записывать какие-то мысли, чтобы не запутаться в воспоминаниях, – единственный дельный совет. Без обид.
Однажды Кейси предложила ещё Жаклин записывать все светлые моменты по совету женщин из реабилитационного центра, чтобы в периоды отчаяния перечитывать и осознавать, что всё не так уж и плохо. Бывает и хуже.
- Слушай, ты казалась разговорчивей с остальными, но сейчас молчишь, как рыба. Ты ненамного лучшей той, что должна была поставить мне успокоительное час назад.
Верно. По понедельникам в это время обычно приходила Люсиль, раскланиваясь в шутовском поклоне, и приглашала на чашку кофе после.
Как выяснилось позже, никто из персонала не видел беззаботную медсестру с субботы, когда она сдала свой бейдж и уехала, по всей видимости, домой. Никаких ответов на телефонные звонки, а её отец вовсе был удивлен, что дочери не было на рабочем месте, и рассмотрел данный жест, как очередной бунт и акт неповиновения.
На следующий день Люсиль тоже не объявилась, и отцовский гнев сменился обеспокоенностью и страхом, что дело вовсе не в попытке отстоять свою точку зрения из принципа юношеского максимализма – всё или ничего. Последний раз все без исключения видели её, собирающуюся на работу, после завершающей летней вечеринки в доме одного крупного наркодилера, чьё подлинное имя никому не было известно.
Кейси хотелось верить в лучшее и в благоразумие, даже когда все указывало на возобновление идеи фикс о звере. Ей хотелось смотреть сквозь пальцы, как раньше доктору Флетчер, на изменения в состоянии Денниса. Отрицая то, что он взялся за старое, она находила тысячу и одно оправдание, почему последние две недели личности были чем-то обеспокоены, то и дело меняя тему разговора и уходя от ответа, когда Кук пыталась понять причину.
Любовь – слепа в любом своём проявлении..
Мать никогда не опорочит своё дитя, принимая его любым и прощая каждое его небрежно брошенное слово в собственный адрес. Женщины готовы отдать свою жизнь за того, кто прожжёт её, оставив пригоршню пепла у порога дома, руководствуясь главной неоспоримой истиной, что ребёнок – часть их самих, пусть и не всегда соответствующая нашим ожиданиям.
Девушки закрывают глаза на проступки своих возлюбленных, будучи готовыми отправиться за ними хоть в ссылку, хоть на эшафот.
Есть тысячи примеров, когда люди гибли за идею и во имя любви, предпочитая смерть, нежели жалкое существование без того, кто дотронулся до вашего сердца, пронзив и разрушив его.
В стремлении к исправлению Кейси забывала о принятии человека таким, какой он есть. Она старалась любить душу, разделять страдания и защищать его в той мере, в которой могла бы вынести чужую ношу, но каждый раз не отказывалась от тщетных попыток убедить его в чём-то еще. Например, в том, что необязательно искать нечестивых дев для зверя, достаточно того, что он существует и могущественен.
Зверь должен быть выше человеческих пороков.
Если бы ей повезло услышать наставления матери, то она бы знала, что сколько волка ни корми, он всё равно глядит в лес.
***
Порой милосердие и сострадание приходят от тех, от кого мы ждем их в последнюю очередь.
День похорон Кейси предпочла провести с Жаклин, которая вновь была самой собой, рассказывая параграфы из недавно прочитанного учебника по истории Америки повышенной трудности, предназначенного для старшей школы. Страницы про президента были её любимыми, она то и дело вносила собственные корректировки, утверждая, что ни один историк не сможет лучше неё рассказать о величии “Камелота”.
Жаклин была опечалена тем, что её оставили сразу два человека, которым она доверяла – сиделка и вольный слушатель в лице Кейси. Новой медсестрой была назначена прежняя дежурная, относившаяся к своим пациентам со свойственным её двадцатилетнему стажу терпением. Для неё каждый душевнобольной был, прежде всего, несмышлёным ребёнком, который, словно слепой котенок, пытался найти свое место в большом мире и получил его в стенах сумасшедшего дома.
- Я недавно думала о произошедших событиях и о поездке в Даллас, - Жаклин взяла в руки несколько листков.– Ты не могла бы прочитать их? Конечно, это личное и я не хотела бы, чтобы это попалось кому-то на глаза, но тебе я доверяю, Кейси. Прочти.