Поскольку Польская кампания потребовала от меня полной концентрациии энергии и внимания, у меня практически не было времени анализировать происходившие в то время исторические события, не имевшие ко мне непосредственного отношения, и потому я только фиксировал их в своем сознании. К ним, в частности, относится объявление Англией и Францией войны Германии. Оно, кстати, лишь еще больше укрепило мою решимость сделать все возможное для быстрого окончания Польской кампании. Я использовал любую возможность для того, чтобы объяснить подчиненным, что своими действиями на востоке мы можем помочь нашим товарищам на Западном фронте. Подавив как можно быстрее сопротивление поляков, говорил я, мы высвободим силы и ресурсы, которые остро необходимы на западе.
Стартовав из Кенигсберга, где было последнее место дислокации моего штаба, я пролетел над Хеннингс-хольмом, где вместе со штабом был расквартирован в момент начала Польской кампании, и направился дальше, в Берлин, к семье. Царившая среди моих родных атмосфера счастья и любви помогла мне забыть об умственном и физическом перенапряжении, которое мне довелось пережить.
Глава 8.
Между кампаниями. Зима 1939/40 года
Распространение зоны ответственности командования на северную часть Польши.
– Реорганизация обороны.
– Перевод на запад, на должность командующего 2-м воздушным флотом
Читателю, возможно, будет интересно узнать, что, будучи командующим 1-м воздушным флотом, я ничего не знал ни о стратегической концентрации сил и средств на западе, ни о плане наступления Гитлера. Мне пришлось передислоцировать львиную долю подчиненных мне частей. Часть из них была переброшена в район моей прежней зоны ответственности, часть – на запад, в зону ответственности 2-го воздушного флота, командование которого размещалось в Брунсвике, и 3-го воздушного флота с командованием в Мюнхене. Первым делом надо было их перевооружить и дать отдохнуть личному составу. В то время мне ничего не было известно ни о колебаниях, существовавших в нашем военном планировании, ни о напряженности в отношениях между Гитлером и главнокомандующим сухопутных войск; об этих вещах я узнал лишь после войны. Столь сильная закрытость и отсутствие каких-либо утечек информации объяснялись стилем руководства, характерным для Гитлера, – он один держал в руках все бразды правления. У кого-то на этот счет может быть иное мнение, но, на мой взгляд, преимущество подобного стиля руководства состоит в том, что командиры всех уровней концентрируют все свои интеллектуальные усилия на решении одной задачи – той, которая непосредственно стоит перед ними. Изучая военную историю, я искренне поражался тому, до какой степени влияли на командиров высшего звена взгляды, тревоги, советы и критика их ближайших коллег. В подобных случаях широта взгляда на проблему шла во вред глубине. Что до меня, то я был лишь рад отсутствию необходимости беспокоиться по поводу проблем, возникающих на других фронтах, – это лишь отвлекало бы меня от моих собственных. Я слишком уважал людей, которым было поручено командование другими участками, чтобы считать, будто мои советы могли бы им чем-то помочь.
Разумеется, все можно довести до абсурда, и, к сожалению, история Второй мировой войны дает нам достаточно примеров перегибов, имевших катастрофические последствия. Однако зимой 1939/40 года я был рад возможности не забивать себе голову по поводу положения дел на западе. Я был буквально завален текущей работой в моей зоне ответственности, географические рубежи которой расширились за счет включения в нее северной части Польши. Это означало, что базы ВВС, созданные в последние годы в восточных районах Германии, поблизости от границы, нужно было перебросить в Польшу, где их следовало реорганизовать и расширить с использованием объектов и инфраструктуры, оставленных поляками. Эта работа была доверена генералу Бинеку, в прошлом пилоту, ветерану Первой мировой войны, занимавшему должность командующего административной зоной в районе Познани. Во время моих многочисленных полетов над территорией Польши я был счастлив видеть, как внизу, на земле, с удивительной быстротой разворачиваются работы, в результате которых к концу 1939 года были созданы первые летные школы, в том числе школа для пилотов бомбардировочной авиации в Торне, а в Варшаве открылись мастерские по ремонту самолетов. Появление на польской территории объектов, на которых можно было заниматься обучением личного состава, являлось очень большим подспорьем. Они облегчали Германии решение проблемы дефицита географического пространства. По мере того как в Польшу перебрасывались сильные, хорошо обученные части люфтваффе, в районах их новой дислокации создавались сети противовоздушной обороны, что, помимо прочего, помогало решить проблему умиротворения оккупированных территорий.
В моей прежней зоне ответственности организация эффективной противовоздушной обороны в это время стала приоритетной задачей, поскольку было ясно, что с вступлением в войну Англии и Франции рано или поздно возникнет проблема воздушных налетов. Первым делом следовало позаботиться о защите Берлина, индустриальной зоны в Центральной Германии, в частности промышленных центров Магдебурга и Лейпцига, а также Бреслау с прилегающими районами добычи угля и морскими портами, в первую очередь Гамбурга и Штеттина{3}. В тот период организация ПВО для защиты портов Восточной Пруссии и чехословацких городов с развитой индустрией по своей важности стояла на втором месте.
По давно уже сложившейся привычке я все предпочитал видеть своими глазами и потому старался как можно чаще бывать на маневрах ВВС и учениях частей противовоздушной обороны, на контрольных стрельбах зенитной артиллерии. Общая картина состояния ПВО в зоне моей ответственности, которую я получил благодаря многочисленным неожиданным визитам в части в период празднеств и торжеств, убедила меня в том, что мы уже переболели детскими болезнями. Время должно было помочь нам развить созданные системы защиты в соответствии с техникой и тактикой, применяемыми для нанесения авиаударов.
В последнем квартале 1939 года Йесконнек впервые рассказал мне о своем плане реорганизации системы противовоздушной обороны в Германии. Он считал необходимым слить все зенитные части и службы ПВО в единую организацию. Мы подробнейшим образом проанализировали все достоинства и недостатки этого замысла и пришли к выводу, что новая организация была не только идеальным, но и единственно возможным решением проблемы, способным обеспечить максимальную защиту при минимуме средств. Реализацией наших идей занялся генерал Стумпф и эксперт в области зенитной артиллерии Визе. Геринг помогал своими директивами. Хотя он и был непревзойденным мастером по части перекладывания своей работы на подчиненных, время от времени, предаваясь размышлениям в часы своего весьма продолжительного досуга, он выдавал весьма плодотворные идеи, касающиеся развития люфтваффе. К примеру, именно Герингу принадлежала идея создания крупных соединений зенитной артиллерии – дивизий и корпусов. Она полностью себя оправдала. Однако, входя в состав сухопутных войск, зенитные части, тем не менее, оставались в подчинении ВВС и, соответственно, главнокомандующего люфтваффе. Это была неудачная схема, которая могла бы поставить под угрозу единство командования. Угроза эта могла быть снята лишь при условии, что военно-воздушные силы добровольно согласились бы играть вторую скрипку.
12 января 1940 года как глава берлинского командования ВВС я, как обычно, от себя и своих подчиненных поздравил рейхсмаршала с днем рождения. Затем состоялся обед, на котором присутствовали все высокопоставленные деятели рейха. Я был рад этой возможности прояснить для себя целый ряд вопросов, относившихся к сфере моей деятельности. За день до этого пошли слухи о том, что между Герингом и Гитлером произошла шумная ссора, хотя никто не знал, какова была ее причина. Когда время моей встречи с Герингом было перенесено на час вперед, я предположил, что это каким-то образом связано с упомянутой неприятной историей. Я не ошибся. Никогда – ни прежде, ни впоследствии – я не видел Геринга в состоянии столь глубокой хандры, а при его темпераменте это говорило о многом. Впрочем, у него были основания для того, чтобы чувствовать себя подавленным. Выяснилось, что один из наших летчиков совершил вынужденную посадку в Бельгии, причем помимо него в самолете находился пассажир, у которого был черновик нашего плана кампании. Того, что одним из участников этого происшествия оказался летчик, было вполне достаточно, чтобы расстроить человека даже с более крепкой нервной системой, чем у Геринга. Степень нанесенного ущерба, однако, невозможно было оценить, поскольку полная информация об этом инциденте была недоступна. Мы не знали, какие именно части плана не были сожжены пилотом и таким образом оказались в руках бельгийского Генерального штаба и, следовательно, в руках французов и британцев.