Факт остается фактом, но произошло очередное чудо. Где-то наверху, в небесной канцелярии, посчитали, что такой замечательный пацан, как Витя, рановато собрался переезжать в мир иной — не по графику, без предварительной заявки и согласования. Не готовы в этом загробном мире, к такому счастью. Не выдержит их райская гармония и благочестивая умиротворенность, внепланового прибытия такого редкостного безбашенного раздолбая. Вероятно, на небесах, решили повременить с этим незаслуженно радостным событием наступления всеобщего хаоса, и единогласно решили оставить Виктора Копыто на Земле, на радость и развлечение нам, любезным. Наслаждайтесь-ка ребятки сами, а нам такой подарочек без надобности. Ну, что-то, типа вроде того.
То, что Витя отклячил свою нижнюю челюсть и широко раззявил рот, спасло ему жизнь. Удивительно, но пуля вошла исключительно точно, в его раскрытый рот, аккуратно, почти ювелирно, не задев ни губы, ни зубы, ни язык. Так как Витя находился к Олесю немного под углом, то и вышла летящая пуля точно через середину его левой щеки, оставив небольшую сквозную ранку, с чуть-чуть рваными краешками, которая даже почти не кровоточила. Непостижимо! Чудо! Фантастика!
В расположение роты скоропостижно прибыли мрачный Пиночет, дежурный по училищу полковник Пупкин и добродушный на вид, вечно улыбающийся майор-«особняк». Всех очевидцев данного происшествия загнали в ленинскую комнату, где мы дружно строчили рапорта, о степени своего участия, или неучастия, в данных событиях.
Пиночет в коридоре жестоко порол Нахрена. Он нисколько не ограничивал себя в использовании крепких выражений из богатого арсенала великого и могучего русского языка, из обширного раздела его нелитературной и непечатной составляющей. Через неплотно закрытую дверь, было видно, как Вова Нахрен разводит руки в разные стороны и, оправдываясь, сильно хлопает ими по своим ляжкам. Создавалось впечатление, что он собирается взлететь. Взъерошенный Петя-петушок, очень похоже! Смешно, но не до шуток!
В роту прибыл начальник медслужбы училища и фельдшер с чемоданом лекарств. Они долго, недоуменно и растерянно осматривали Витю Копыто, не веря своим глазам и рассказам очевидцев о том, при каких обстоятельствах было получено данное ранение. В это время, неунывающий мудак Витя (иначе не скажешь), развлекался тем, что набирал полные легкие воздуха, и плотно сомкнув губы и раздувая щеки, выпускал этот самый воздух через аккуратную дырочку в левой щеке. Болевых ощущений или какого-либо дискомфорта, он не испытывал, а пошалить хотелось, даже сейчас. Настроение его было замечательное, претензий к Олесю он не имел, а брать в голову негатив, Витя не имел привычки. Единственное, что его беспокоило: «Не будет ли через это отверстие вываливаться пища, и вытекать компот?» Идиот!
Обескураженные медики забрали Виктора в медсанчасть, где ему наложили один-единственный стежок хирургического шва на щеку, смазали зеленкой, воткнули под лопатку укол от столбняка и оставили на амбулаторное лечение.
Внимательно изучив наши письменные и устные показания, назначив замены в состав наряда раненому Копыто и неожиданно виртуозному снайперу Потыну, нас отправили на развод караула, строго предупредив держать язык за зубами, до момента окончания служебного разбирательства.
Сутки караула прошли в общей нервозности и в пугающем неведении. Все переживали за Олеся Потыну. Мы уже знали, что Виктор жив и здоров, и через 5–6 дней, когда шов окончательно затянется, его вернут к нам. А вот судьба и ближайшее будущее молдаванского боевика-террориста Олеся была очень туманна. То, что его не посадили на училищную гауптвахту и не передали для ареста в заботливые руки военной комендатуры для задушевных бесед с прокурором, наводило на различные мысли. Чаще, невеселые.
Когда мы вернулись из караула и сдали оружие и боеприпасы, то нас опять загнали в ленинскую комнату. С нами очень долго и занудно беседовали Пиночет, «особняк» и один из первых заместителей нашего генерала. Мозги посушили знатно и качественно. В результате их умозаключений и грозных речей, получалось, что виновны мы все поголовно, и сажать нас надо немедленно, причем, персонально каждого. Но, учитывая гуманность и человеколюбие нашего государства, командование училища приняло решение, поступиться своими высокоидейными принципами, взять грех на свою кристальночистую совесть и не отправлять нас — законченных мерзавцев, в кандалах по этапу на Колыму, для усиления бригады лесорубов-невольников, а дать возможность искупить свою вину, образцовым служением своей справедливой и милосердной родине. Во как!
Короче, все остается как есть. Мы скромно держим язык за зубами, Олесь образцово-показательно задрочен и запуган, Копыто жив и здоров, и вообще — без малейших претензий. Обо всем забыть! Согласны?!
Мы были единодушно и единогласно согласны. Всю 3-х часовую пургу и лабуду, что нам вливали в уши отцы-командиры, мы поняли как надо. Все до противного очень просто объяснялось — наше краснознаменное училище, награжденное несколькими орденами и обласканное руководством ВВС, решило не выносить сор из избы, и сохранить свое лицо. Идея нормальная, почти благородная, учитывая, что никто не пострадал. Ну, почти не пострадал.
В результате, все вернулось на круги свои. Пиночет получил выговор, Нахрен — строгач, «особняк» за свою скромность и правильное понимание момента, тоже что-то получил, но из разряда материального. Что-то говорили про открытку, дающую право вне очереди на покупку ВАЗ-2105. Утверждать не берусь. Информация об инциденте с оружием за периметр ограждения училища не вышла и, все фигуранты этого дела, остались довольны, а самое главное — живы и здоровы.
Витя, вернувшись из санчасти, щеголял с аккуратным, почти незаметным розовым рубцом на левой щеке. В кармане своей гимнастерки, он носил пулю, которая, пройдя сквозь его щеку, ударилась о стену и сильно деформировалась, но была узнаваема. Ее потом нашли, при уборке спального помещения.
В результате, у Виктора появилась новая душещипательная история для гарантированного проникновения сквозь неприступную оборону невинности наивных девушек. Копыто, трогательно пуская скупую мужскую слезу, рассказывал, как при выполнении совершенно секретного задания командования (причем, исключительно государственной важности), в него стрелял суперопасный преступник — шпион всех империалистических держав мира (кажется, его звали — Бонд, Джеймс Бонд). И только благодаря своей железной хватке, буквально, своими персональными зубами, он — Виктор тоесть, прервал смертельный полет безжалостного кусочка металла. В этот момент повествования, пуля извлекалась из кармана и служила неопровержимым доказательством правдивости рассказчика, дополняя натурную картину «боевого» ранения. Я просто рыдал от умиления, фактически умываясь слезами, частенько являясь свидетелем таких изысканных маневров Виктора Копыто. Оборона крепостей рушилась, девушки выбрасывали белый флаг и отдавали себя на разграбление благородному и смелому воину, борцу с империалистическим шпионом. Как его там звали?! Кажется — Бонд, Джеймс Бонд?!
Олесь Потыну тоже продолжил учебу в училище. Свою заторможенность в действиях и в процессах мышления, он компенсировал исключительно точным и пунктуальным выполнением всех предписаний и распоряжений, в строгом соответствии с требованиями и регламентом всевозможных инструкций и наставлений. Ни на шаг в сторону, ни малейшей толики личной инициативы. Олесь стал человек-параграф. Общевоинские Уставы были его настольной книгой, почти что — библией. В последствии, после успешного выпуска из училища, Олесь перевелся в Сухопутные войска и занял бы достойное место в кресле военного коменданта одного из гарнизонов на территории своей родной солнечной Молдавии, но… об этом чуть позже.
А пока в роте, после отбоя, полушепотом еще долго обсуждалась возможная причина, по которой Олеся не вышибли из училища, а оставили для дальнейшего обучения. В качестве основной версии называлось, что Потыну был не совсем молдаванином, а — гуцулом. А таких представителей из Красной книги, в Советскую армию еще не заносило. Поэтому, его и оставили, для рассады.