Алиса молча кивнула.
— Ну, тогда это не серьезно! — с облегчением сказал Деликатес. — Какое же тогда может быть сравнение с нашей школой? Это… это верхоглядство, а не образование, вот что это такое.
Грифон фыркнул.
— Да уж, воображаю, какие вы там получаете поверхностные знания! — сказал он. — У нас мальков — и тех учат гораздо глубже! А уж кто хочет по-настоящему углубиться в науку, тот должен добраться до самого дна! Вот это и называется Законченное Низшее Образование! Но, конечно, — покачал он головой, — это не каждому дано!..
— Мне вот так и не удалось по-настоящему углупиться! Не хватило меня на это, — сказал Деликатес со вздохом. — Так я и остался при высшем образовании…
— А что же вы учили? — спросила Алиса.
Деликатес неожиданно оживился.
— Кучу всяких наук! — начал он. — Ну, первым делом, конечно, учились Чихать и Пихать. Потом арифметика, вся насквозь: Почитание, Уважение, Давление и Искажение.
— Почитание — понимаю, Уважение — понимаю, Давление — понимаю, а вот «Искажение»? Что это такое? — сказала Алиса.
Грифон с деланным удивлением всплеснул лапами.
— Не знаешь «Искажения»? И чему вас там только учат! — ужаснулся он. — Ну, хоть такое простое слово «реставрировать» слыхала?
— Ну как же, — не слишком уверенно начала Алиса. — Это… это… по-моему, это — делать, как было раньше.
— Вот именно! А уж если ты после этого не понимаешь, что такое «Искажение», — значит, ты девица-тупица! — победоносно объявил Грифон, после чего Алисе совершенно расхотелось задавать вопросы на эту тему. Она вновь переключилась на Деликатеса.
— А какие у вас еще были предметы? — спросила она.
— Ну, конечно, Истерия, — отвечал Деликатес, загибая лучи на своих плавниках. — Истерия, древняя и новейшая, с Биографией. Потом… раз в неделю приходила старая Мурена. Считалось, что она нас учит Рисковать Угрем и прочей муре — ну, там, Лживопись, Натюр-Морды, Верчение Тушею…
— Как-как? — спросила Алиса.
— Ну, я лично не могу тебе показать как, — сказал Деликатес, — старею, суставы не гнутся. А Грифон этого не проходил, кажется.
— Времени не хватило, — сказал Грифон. — Я увлекался Литературой, изучал классиков. Помнишь нашего словесника? Порядочный был Жук, ничего не скажешь!
— Ну как же! Я его не слушал, и то он мне все уши прожужжал! — со вздохом сказал Деликатес. — Древний Грим, Древняя Грация, эта — Или Ада, Или Рая, или как ее там звали… Смех — и Грехческий язык, Нимфология и так далее… Все — от Арфы до Онеги!
— Да, было время, было время! — в свою очередь, вздыхая, подтвердил Грифон, и оба чудища умолкли и закрыли лица лапами.
Судя по названиям всех этих наук, не только Грифону, но и Деликатесу все-таки удалось довольно основательно углупиться. Наверно, поэтому они и закрыли лица лапами: им стало стыдно.
— А сколько у вас в день было уроков? — спросила Алиса: ей хотелось поскорее отвлечь собеседников от печальных мыслей.
— Как обычно: в первый день десять уроков, — сказал Деликатес, — на следующий — девять, потом восемь и так далее.
— Какое смешное расписание! — воскликнула Алиса, быть может не без зависти.
— А с нашими учителями иначе не получалось, — сказал Грифон. — Текучий состав: каждый день кто-нибудь пропадал. Поэтому их и называют пропадаватели, кстати.
Алиса слушала его краем уха: ее весьма заинтересовала сама мысль о том, чтобы каждый день заниматься на час меньше.
— Так, выходит, на одиннадцатый день у вас уже были каникулы? — спросила она, закончив подсчеты.
— Само собой! — ответил Деликатес.
— А как же потом? — с еще большим интересом спросила Алиса.
— Вот что: хватит уже про науки! — решительно прервал Грифон. — Ты расскажи ей, старик, как мы в наше время веселились.
Глава десятая,
в которой танцуют Раковую Кадриль
Деликатес глубоко вздохнул и смахнул плавником слезу.
Обернувшись к Алисе, он попытался заговорить, но голос его прервался: беднягу душили рыдания, и душили они его добрых минуты две.
— Похоже, что ему кость не в то горло попала, — деловито предположил Грифон и принялся трясти своего друга и похлопывать его по спине.
Наконец Деликатес кое-как справился с собой и, хотя слезы по-прежнему струились по его щекам, заговорил: