— Ты сама не понимаешь, что говоришь! — закричал Шалтай-Болтай. — Сколько дней в году?
— Триста шестьдесят пять, — ответила Алиса.
— А сколько у тебя дней рождения?
— Один.
— А сколько получится, если отнять один от трехсот шестидесяти пяти?
— Ну, это просто. Триста шестьдесят четыре.
Шалтай-Болтай нахмурился.
— Предпочел бы проверить твои подсчеты письменно, — промолвил он с сомнением.
Алиса улыбнулась, но вынула записную книжку и посчитала в столбик:
Шалтай-Болтай взял записную книжку и долго смотрел на то, что написала Алиса.
— Вроде бы сосчитано верно… — начал он.
— Вы смотрите вверх ногами! — перебила его Алиса и перевернула книжку.
— Так и есть! — воскликнул Шалтай, — Мне сразу показалось, что в твоих расчетах ЧТО-ТО немного непривычно. Как я и сказал, вроде бы сосчитано верно… но теперь, когда все встало ВНИЗ НОГАМИ, можно сказать… Хотя как раз сейчас у меня нет времени, чтобы все тщательно проверить, но все-таки можно уверенно сказать, что… для НЕДЕНЬРОЖДЕННЫХ подарков у нас остается триста шестьдесят четыре дня.
— Конечно, — согласилась Алиса.
— И только ОДИН день, когда можно получать ДЕНЬРОЖДЕННЫЕ! Вот видишь! Ничего себе огород!
— Я не понимаю, что вы имеете в виду под огородом, — сказала Алиса.
Шалтай-Болтай презрительно усмехнулся.
— Куда тебе… Ты и не поймешь, пока я тебе не объясню.
Я просто хотел сказать: «Ничего себе, славненький сногсшибательный аргументик!»
— Но огород вовсе не значит «славненький сногсшибательный аргументик», — возразила Алиса.
— Когда лично я употребляю слово, — все так же презрительно проговорил Шалтай-Болтай, — оно меня слушается и означает как раз то, что я хочу: ни больше, ни меньше.
— Это еще вопрос, — сказала Алиса, — захотят ли слова вас слушаться.
— Это еще вопрос, — сказал Шалтай, — кто здесь хозяин: слова или я.
Алиса была настолько ошарашена, что не ответила, и через минуту Шалтай снова заговорил:
— У некоторых слов особый нрав… Особенно у глаголов, они самые нахальные… С прилагательным ты что хочешь, то и делаешь… а вот с глаголом!.. Впрочем, у меня с ними разговор короткий! Водонепроницаемость! Вот лично моя точка зрения!
— Скажите, пожалуйста, — страшно вежливо спросила Алиса, — что ИМЕННО вы имеете в виду?
— Ну вот, молодец! Ты задала действительно умный вопрос, — сказал довольный Шалтай. — Под ВОДОНЕПРОНИЦАЕМОСТЬЮ я подразумевал следующую МЫСЛЬ: мы с тобой уже достаточно долго беседуем, и я не прочь узнать, что ты собираешься делать дальше, так как, надо полагать, ты не намерена провести под этим забором остаток твоих дней.
— Неужели ОДНО слово может столько всего значить! — задумчиво сказала Алиса.
— Когда я даю слову много работы, — сказал Шалтай-Болтай, — я всегда плачу ему сверхурочные.
— Ох, — сказала Алиса, потому что ведь надо было что-нибудь сказать.
— Да… Я плачу им по пятницам, и видела бы ты, какая выстраивается очередь, — покачав головой, важно добавил Шалтай.
(Алиса не решилась спросить у него, сколько слова получали за работу, поэтому я, к великому сожалению, не смогу сообщить об этом тебе.)
— Уважаемый Шалтай-Болтай, — сказала Алиса, — вы замечательно объясняете, какое слово что значит. Не могли бы вы заодно объяснить мне смысл стихотворения под названием «Умзара Зум»?
— Валяй читай, — тут Шалтай-Болтай уселся поудобнее, — я могу объяснить любые стихи из тех, что были когда-нибудь придуманы, и почти все, которых еще никто не придумал.
Алиса обрадовалась и начала читать:
— Для начала вполне достаточно, — перебил ее Шалтай-Болтай. — Тут и так полно трудных слов. «Сверкалось» — значит, что уже рассвело, скоро обед, но в то же время уже немножко смеркалось.
— Понятно, — сказала Алиса. — А что значит «скойкие»?
— Ну, это просто. «Скойкие» — значит, «бойкие и скользкие». «Бойкие»— это все равно что «стойкие». Понимаешь, это как вешалка в прихожей: на одно слово повесили сразу два смысла.
— Теперь ясно, — задумчиво ответила Алиса. — А что значит «сюды»?
— «Сюды» — они вроде бурундуков… и еще вроде ящериц… и еще они похожи на открывалки для бутылок.
— Какие они, наверно, занятные!