Льюис Кэрролл. Лучшее [компиляция]

— Да уж, — согласился Шалтай-Болтай. — Кроме всего прочего, они гнездятся на солнечных часах… а питаются они творожниками.

— А что такое «волчиться»?

— «Волчиться» — значит «кружиться волчком и волочиться по земле».

— А «развелы» — это, наверно, цветы. Они растут у солнечных часов, — сказала Алиса, сама поражаясь собственной догадливости.

— Естественно. Они называются «развелами», потому что их там слишком много развелось. Особенно слева и справа от часов.

— И кроме того, сзади и спереди, — добавила Алиса.

— Именно, именно. Ну, «дрожшали» — это значит «дрожали, визжали и в то же время пухли, как дрожжи» (вот, кстати, еще одна Вешалка!). «В лужасе» — это, конечно, «в луже и в ужасе». Что касается «гроздов», то это маленькие, робкие птички, перья у них стоят торчком, и вообще грозд похож на живой веник.

— Так, а «крюх»? — спросила Алиса. — Мне, право, неудобно, что вы тратите свое время на…

— «Крюх» — это своего рода зеленый боров. А вот насчет «и» я не очень уверен. Наверно, это сокращенное «вдали от родного дома»: в том смысле, что крюх заблудился.

— А «засвиревел»?

— «Засвиреветь» — это что-то среднее между «засвистеть, как свирель» и «свирепо зареветь» и при этом еще чихнуть где-то посредине. Впрочем, ты наверняка услышишь, как кто-нибудь засвиревёт… в чаще… среди сосен. А если один раз услышишь, будешь более чем довольна! Кто это научил тебя такой сложной штуке?

— Я нашла ее в книжке, — сказала Алиса. — Но какие-то стихи, правда легче этих, мне кто-то читал вслух… кажется, Тарарам.

— Да, коль скоро речь зашла о поэзии, — сказал Шалтай, отводя в сторону руку, — коль скоро речь зашла о поэзии, не могу не напомнить тебе, что лично я, если уж на то пошло, читаю стихи ничуть не хуже, чем все остальные…

— Ох, что вы, что вы! — поспешно перебила Шалтая-Болтая Алиса, пытаясь остановить его.

— Фрагмент, который я сейчас оглашу, — продолжал он, не слушая Алису, — написан исключительно для того, чтобы развлечь тебя перед дорогой.

Тут Алиса поняла, что ей придется выслушать Шалтая-Болтая.

— Благодарю вас, — печально сказала она и приготовилась слушать.

Зимой, когда буран затих,
Я вам пропел вот этот стих.

Только на самом деле я его не пою, а читаю, — пояснил Шалтай.

— Да я вижу, что не поете, — ответила Алиса.

— Если ты ВИДИШЬ, пою я или нет, у тебя чрезвычайно острое зрение, — сурово заметил Шалтай.

Алиса промолчала.

Весной, среди густой травы,
Его поймете даже вы.

— Благодарю вас, — сказала Алиса.

А в летний полудЕнный зной
Стих будет вновь исполнен мной.
И осенью, когда начнутся первые заморозки и до известной степени пожелтеет листва,
Вы вспомните мои слова.

— Конечно, я постараюсь их запомнить до осени, — сказала Алиса, — только некоторые строчки слишком длинные, и я их, наверно, позабуду.

— Перестань делать мне замечания! — ответил Шалтай-Болтай. — Все, что ты говоришь, — бессмыслица, и это сбивает меня с толку.

Черкнул я рыбам пару строк,
Гласивших: «Я суров и строг!»
Большой переполох на дне.
И рыбки отвечают мне.
Вот строки Рыбьего Письма:
«Простите, сэр, но мы весьма…»

— Извините, но у меня такое ощущение, будто я не совсем понимаю, что вы читаете, — сказала Алиса.

— Дальше будет проще, — заявил Шалтай.

Ну, я, разумеется, пишу им в следующем письме:
«Вы просто не в своем уме!»
Но рыбы пишут мне в ответ:
«Попридержи язык! Привет!»
Я им писал и раз, и два —
Но тратил попусту слова.
Не дрогнула моя рука:
Я чайник взял из сундука.
И я налил в него воды,
Во избежание беды.
Тут КОЕ-КТО пришел ко мне
Сказать, что рыбки спят на дне.
Я отвечал ему: «Иди
И спящих рыбок разбуди!»
Я повторил, собравшись с духом,
Я РЯВКНУЛ У НЕГО НАД УХОМ.

Дойдя до этого места, Шалтай-Болтай так завопил, что Алиса вздрогнула и подумала: «Не хотела бы я оказаться этим КОЕ-КЕМ!»

Но КОЕ-КЕМ владела спесь,
И он сказал: «Нет уж, ты иди туда сам, с меня хватит, надоело, знаешь ли. Я останусь здесь».
Но КОЕ-КТО сказал со спесью:
«Кончай орать. Останусь здесь я».
Сказав: «Пока! Я ухожу И ЛИЧНО рыбок разбужу!» —
Я тут же кинулся к реке,
Но к этому времени дверь у рыбок, разумеется, уже давно была на замке.
И я тогда полез в окно,
И я налег на ставни, но…