Выбрать главу
Он на вкус превосходней кальмаров с вином,          Трюфелей и гусиной печенки. (Его лучше в горшочке хранить костяном          Или в крепком дубовом бочонке.)
Вскипятите его, остудите во льду          И немножко припудрите мелом, Но одно безусловно имейте в виду:          Не нарушить симметрию в целом!»
Браконьер мог бы так продолжать до утра,          Но — увы! — было с временем туго; И он тихо заплакал, взглянув на Бобра,          Как на самого близкого друга.
И Бобер ему взглядом признался в ответ,          Что он понял душою за миг столько, сколько бы он и за тысячу лет          Не усвоил из тысячи книг.
Они вместе в обнимку вернулись назад,          И воскликнул Банкир в умилении: «Вот воистину лучшая нам из наград          За убытки, труды и терпение!»
Так сдружились они, Браконьер и Бобер          (Свет не видел примера такого!), Что никто и нигде никогда с этих пор          Одного не встречал без другого.
Ну а если и ссорились все же друзья          (Впрочем, крайне беззубо и вяло), Только вспомнить им стоило песнь Хворобья          И размолвки их как не бывало!

Вопль шестой

Сон Барабанщика

И со свечкой искали они, и с умом,          С упованьем и крепкой дубиной, Понижением акций грозили притом          И пленяли улыбкой невинной.
И тогда Барабанщик (и Бывший судья)          Вздумал сном освежить свои силы, И возник перед ним из глубин забытья          Давний образ, душе его милый.
Ему снился таинственный сумрачный Суд          И внушительный Снарк в парике И с моноклем в глазу, защищавший козу.          Осквернившую воду в реке.
Первым вышел Свидетель, и он подтвердил,          Что артерия осквернена. И по просьбе Судьи зачитали статьи,          По которым вменялась вина.
Снарк (защитник) в конце выступления взмок —          Говорил он четыре часа; Но никто из собравшихся так и не смог          Догадаться, при чем тут коза.
Впрочем, мненья присяжных сложились давно,          Всяк отстаивал собственный взгляд, И решительно было ему все равно,          Что коллеги его говорят.
— Что за галиматья! — возмутился Судья.          Снарк прервал его: — Суть не в названьях, Тут важнее, друзья, сто восьмая статья          Уложения о наказаньях.
Обвиненье в измене легко доказать,          Подстрекательство к бунту — труднее, Но уж в злостном банкротстве козу обвинять,          Извините, совсем ахинея.
Я согласен, что за оскверненье реки          Кто-то должен быть призван к ответу, Но ведь надо учесть то, что алиби есть,          А улик убедительных нету.
Господа! — тут он взглядом присяжных обвел. —          Честь моей подзащитной всецело В вашей власти. Прошу обобщить протокол          И на этом суммировать дело.
Но Судья никогда не суммировал дел —          Снарк был должен прийти на подмогу; Он так ловко суммировать дело сумел,          Что и сам ужаснулся итогу.
Нужно было вердикт огласить, но опять          Оказалось Жюри в затрудненье: Слово было такое, что трудно понять,          Где поставить на нем ударенье.
Снарк был вынужден взять на себя этот труд,          Но когда произнес он: ВИНОВЕН! — Стон пронесся по залу, и многие тут          Повалились бесчувственней бревен.
Приговор зачитал тоже Снарк — у Судьи          Не хватило для этого духу. Зал почти не дышал, не скрипели скамьи,          Слышно было летящую муху.
Приговор был: «Пожизненный каторжный срок,          По отбытьи же оного — штраф». — Гип-ура! — раза три прокричало Жюри,          И Судья отозвался: Пиф-паф!